Very early premature birth as a predictor of postpartum depression

Malgina G.B., Shafieva K.A., Shikhova E.P.

1Ural Research Institute of Maternal and Infant Care, Ministry of Health of Russia, Ekaterinburg 620028, Repina str. 1, Russia 2Ural State Medical University, Ekaterinburg 620028, Repina str. 3, Russia
Objective. To conduct a comprehensive study of a mother’s psychoemotional state over time during the postpartum period after very early preterm birth (VEPB). Subjects and methods. On days 3 and 30 after birth, a comprehensive psychological case-control study was performed in a study group (n = 23) after VEPB (an average of 26.8±0.28 weeks) and in a control group (n = 23) following full-term birth (an average of 39.4±0.01 weeks). The methods included an interview using the Hamilton Anxiety Rating Scale and the Hamilton Depression Rating Scale (HDRS). Results. On 3-5 days after VEPB, anxiety levels were three times higher than that following full-term birth (36.1 versus 14.4 scores; p<0.05), which persisted at 30 days after birth. On days 3-5 and 30 after VEPB, HDRS depression scores were 1.7 and 2.3 times higher, respectively, than following full-term birth. Symptoms of severe postpartum depression were noted in 28.6% of the women in the study group on days 3 and 30 after birth. Conclusion. Delivery at 22-27 6/7 weeks of gestation is a predictor of severe postpartum depression with manifestations of anxiety. There is a need to organize psychological adaptation of women and their family members in the first month after VEPB.

Keywords

very early premature birth
extremely low birth weight infants
anxiety
depression
psychological adaptation

Преждевременные роды и рождение недоношенного ребенка являются серьезным стрессом как для матери, так и для семьи в целом [1–3]. Наиболее остро проблемы проявляются при рождении экстремально недоношенного новорожденного в сроке сверхранних преждевременных родов (СПР) – от 22 до 28 недель. Связано это с высоким уровнем мертворождаемости в эти сроки, в случае рождения живого новорожденного – с сомнительным прогнозом как для его жизни, так и для последующего здоровья [4–7].

В России наиболее остро эта проблема встала после утверждения приказа Министерства здравоохранения и социального развития РФ от 27 декабря 2011 г. №1687н «О медицинских критериях рождения, форме документа о рождении и порядке ее выдачи» (ред. от 16 января 2013 г. N 7н) [3]. В течение четырех лет работы, с учетом новых критериев живорождения, усилия всей службы родовспоможения и детства сосредоточены на поиске путей улучшения перинатальных исходов при СПР и выхаживания детей с экстремально низкой массой тела (ЭНМТ) [8, 9].

При этом следует отметить, что помимо клинических аспектов, прерывание беременности в сроке от 22 до 28 недель влечет за собой комплекс психологических проблем для семьи. Матери детей с ЭНМТ являются группой риска по развитию депрессивных состояний в послеродовом периоде, что не способствует выхаживанию экстремально-недоношенного младенца [10, 11]. Роль психологического благополучия матери и семьи в целом для успеха выхаживания новорожденного несомненна и неоспорима [12–14]. Психологическим аспектам СПР на данном этапе уделяется крайне мало внимания [15–17]. До 2012 года отношение медицинской общественности к прерыванию беременности в этом сроке как к позднему выкидышу предопределило отсутствие внимания к проведению комплекса реабилитационных мероприятий для родильниц, включая психологическую составляющую.

За рубежом, где отношение к СПР формировалось в течение как минимум двух последних десятилетий, психологическая поддержка женщине и семьи после рождения экстремально недоношенного новорожденного считается нормой, публикуются рекомендации по ее проведению и участию перинатальных психологов в реабилитационных мероприятиях [1, 14, 18].

Поэтому необходимо изучить особенности психологического состояния матери и разработать тактику по выявлению нарушений психологического состояния начиная с первых дней после родов. На основании этих результатов возможна выработка стратегии оптимальной психологической и медицинской поддержки семьи, что улучшит результаты выхаживания экстремально недоношенных новорожденных.

Цель исследования: комплексное исследование психоэмоционального состояния матери в динамике послеродового периода после СПР.

Материал и методы исследования

Было проведено комплексное психологическое исследование по типу «копия-пара» (случай-контроль). Основную группу составили 23 женщины после СПР.

Критерии включения: родоразрешение в сроке от 22 до 28 недель, живорождение, согласие на участие в исследовании в послеродовом периоде.

Критерии исключения: мертворождение в этом сроке. Контрольную группу составили 23 пациентки после срочных родов, также родоразрешившиеся живыми детьми в сроке после 37 полных недель гестации, давшие согласие на участие в исследовании. Обследование проводилось в динамике послеродового периода – на 3–5-е и 30-е сутки. Первый этап проводился в условиях стационара, второй этап – в основном в условиях стационара детской клиники (основная группа); пациентки контрольной группы и пациентки основной группы, чьи дети к тому моменту умерли (n=4) приглашались для проведения обследования на 30-е сутки в консультативно-диагностическом отделении ФГБУ Уральский НИИ ОММ.

Применялись следующие методы исследования:

  1. Клиническое интервью по выявлению наиболее значимых проблем психологической адаптации матерей. В процессе исследования по результатам клинического интервью перинатальный психолог отмечал наиболее значимые проблемы в психологической адаптации женщин.
  2. Исследование уровня тревоги по шкале Гамильтона (HARS) [19]. В процессе проведения полуструктурированного интервью психолог собирал анамнестические сведения и фиксировал в поведении невербальные проявления исследуемых психопатологических феноменов. Интерпретация результатов проводилась при подсчете баллов по следующей схеме: значения в 17 баллов и менее свидетельствовали об отсутствии тревоги, 18–24 балла – о средней выраженности тревожного расстройства, 25 баллов и выше – о высокой степени тревоги.
  3. Определение уровня депрессии по шкале Гамильтона (HRDS), которая заполнялась психологом в ходе полуструктурированного клинического интервью с пациентками. Особенности применения этой методики состояли в том, что пациенткам предоставлялось достаточно времени для подробного ответа на вопрос, но при этом не позволялось отклоняться от темы. Число прямых вопросов сведено к минимуму, задавались они различными способами, варианты комбинировались с утвердительными или отрицательными ответами. При необходимости психолог получал дополнительную информацию от родственников пациента, медицинского персонала. Интерпретация результатов проводилась по суммированию баллов первых 17 пунктов шкалы по следующей схеме: 0–7 – норма; 8–13 – легкое депрессивное расстройство; 14–18 – депрессивное расстройство средней степени тяжести; 19–22 – депрессивное расстройство тяжелой степени; более 23 – депрессивное расстройство крайне тяжелой степени. Все психологические исследования проводились перинатальным психологом ФГБУ Уральский НИИ ОММ.

Основные вычисления и статистическая обработка полученных данных производилась с помощью пакета прикладных программ SPSS, версия 17. Достоверность межгрупповых различий оценивалась с помощью двухвыборочного t-теста при 5% (р<0,05) и 1% (р<0,01) уровне значимости.

Результаты исследования и их обсуждение

Средний возраст пациенток основной группы составил 31,9±0,95 года, средний возраст пациенток контрольной группы – 30,8±1,1 года (p>0,05). Все обследуемые женщины состояли в браке (законном или длительном гражданском). Жительницы города составили 82,6% в основной группе и 86,9% в группе контроля, жительницы села – соответственно 17,4% в основной и 13,1% в группе контроля (p>0,05). Все беременности были желанные, и женщины состояли на диспансерном учете с первого триместра гестации.

Средний срок родоразрешения пациенток основной группы составил 26,8±0,28 недель (min – 241/7 недель, max – 276/7 недель), средний срок родов у пациенток группы контроля составил 39,4±0,1 недель. Средняя масса новорожденных в основной группе составила 924,3±50,0 г (min – 510 г, max – 1380 г), в группе контроля – 3482,6±78,2 г.

Причины родоразрешения в сроке СПР у пациенток основной группы были различными. У 47,8% пациенток имел место преждевременный разрыв плодных оболочек. При этом во всех случаях предпринималась консервативно-выжидательная тактика или ее попытки. Следует отметить, что минимальный безводный промежуток составил 28 часов, максимальный – 11 суток 8 часов 15 мин. У 45,5% женщин причиной родоразрешения явилась развившаяся клиника хориоамнионита, несмотря на назначенную во всех случаях антибактериальную терапию.

У 21,7% пациенток основной группы причиной родоразрешения в столь раннем сроке, явилась тяжелая преэклампсия. В 8,7% случаях СПР начались с клиники прогрессирующей отслойки плаценты; в 8,7% случаев родоразрешение было предпринято в связи с декомпенсацией тяжелой фетоплацентарной недостаточности и критическим состоянием плода. У 13% пациенток СПР начинались самостоятельно без какой-либо очевидной причины – идиопатические СПР. Однако при анализе динамики состояния новорожденного в дальнейшем можно констатировать, что причиной СПР в этих случаях была внутриматочная инфекция.

В основной группе отмечена высокая частота многоплодия – пять пациенток (21,7%) родоразрешились двойней, из них три – после проведения вспомогательных репродуктивных технологий (60%).

В контрольной группе пациенток с многоплодием не было (поскольку, как правило, они родоразрешаются в более раннем сроке). Более половины пациенток в сроке СПР родоразрешались путем операции кесарева сечения – 14 из 23 или 60,9%, тогда как в группе контроля – 26% пациенток.

В психологическом блоке работы с данными пациентками было установлено следующее: в результате клинического интервью на 3–5-е сутки после СПР выявлены наиболее значимые проблемы психологической адаптации матерей после СПР (табл. 1). Это прежде всего чувство вины, связанное с неблагополучным с их точки зрения исходом, несоответствие произошедшего исхода их ожиданиям, что отмечено в 86,9% случаев. 91,3% матерей отмечали недостаточность информации. Следует отметить, что 13% матерей контрольной группы также отметили этот фактор. Крайне значимой проблемой для матерей после СПР оказалась перегруженность получаемой информации медицинскими терминами, непонятными неподготовленным, зачастую далеким от медицины людям – это в 100% отмечено в основной группе и в 13% в контроле.

При знакомстве с новорожденным, находящимся в отделении реанимации, у матерей после СПР возникало чувство безысходности (в 86,9%), неверие в успех выхаживания такого младенца было отмечено в 69,6%. Почти в половине случаев (47,8%) матери отметили, что их пугал «отталкивающий» вид младенца, находящегося в инкубаторе в окружении трубок, следящей аппаратуры. Почти в половине случаев (43,5%) отмечено отсутствие поддержки со стороны близких; вместе с тем, семьи были готовы бороться за жизнь и здоровье такого младенца. При этом 100% женщин отметили оторванность от семьи в этой ситуации. Следует отметить, что в группе контроля также в 26,1% женщин отметили оторванность от семьи на 3–5-е сутки после родов. Крайне значимой проблемой для пациенток явилась неадекватная поддержка со стороны медицинских работников – в основной группе этот фактор отметили 69,6%, в контрольной – 17,4%. Поэтому все пациентки были заинтересованы в психологической поддержке профессионального перинатального психолога и благосклонно отнеслись к проведению дальнейшего исследования.

Шкала тревоги Гамильтона является «золотым стандартом» клинических научных исследований, так как позволяет достоверно оценить выраженность тревожных расстройств в широком диапазоне [19].

При объективной оценке уровня тревоги по шкале HARS симптомы клинически значимой тревоги зарегистрированы у женщин основной группы значимо чаще – средние баллы по этой шкале на 3–5-е сутки почти в три раза выше, чем у женщин после срочных родов. Эта тенденция сохраняется и в динамике – к 30-м суткам после родов. Хотя к 30-м суткам уровень тревоги у родильниц после СПР снизился в 1,4 раза, он по-прежнему оставался высоким. Это свидетельствует о значимости проблем, связанных с выхаживанием экстремально-недоношенного младенца, которые к 30-м сутками еще далеки от разрешения (табл. 2).

На суммарном уровне тревоги отразилось то, что у четырех пациенток основной группы (17,4%) новорожденные умерли в неонатальном периоде (один из двойни и три из одноплодной беременности). Безусловно, в такой ситуации симптомы тревоги и депрессии у пациенток не купируются, а прогрессируют.

У родильниц после срочных родов уровень тревоги по шкале HARS значимо ниже как на 3–5-е, так и на 30-е сутки.

Основные отличия по результатам тестирования по шкале тревоги Гамильтона отражены на рис. 1.

Глубина уровня тревоги в динамике после СПР сглаживается, пациенток с высоким уровнем становится вполовину меньше, но ни у одной из пациенток основной группы к 30-м суткам не отмечено отсутствие тревоги. Это обусловлено выхаживанием экстремально-недоношенного малыша, длительностью психологической адаптации к прогнозу, который на этом этапе, как правило, еще неопределенный.

Еще более серьезную картину демонстрирует исследование уровня депрессии по шкале HRSD. Во время обследования чаще всего обнаруживались следующие симптомы депрессии: тревога (которая сопровождается сердцебиением, головной болью, чувством паники, навязчивыми действиями); субъективное чувство печали и грусти; отсутствие сил; плаксивость; бессонница; нарушения аппетита, подавленное настроение, чувство одиночества, идеи самоуничижения. У большинства пациенток после СПР в динамике повторялась тема угрызений совести, которая выражается в восприятии себя как «плохой матери» и в чувстве стыда.

Средний уровень баллов по шкале депрессии как на 3–5-е сутки, так и на 30-е сутки после родов значимо выше у пациенток после СПР, чем у пациенток после срочных родов: на 3–5-е сутки – в 1,7 раза, а на 30-е сутки – в 2,3 раза (рис. 2).

При изучении уровня депрессии выявлено, что у трети женщин (28,6%) после СПР как на 3–5-е, так и на 30-е сутки после родов проявляются симптомы тяжелой послеродовой депрессии, в динамике число таких пациенток не уменьшилось. У 61,9% пациенток после СПР отмечена клиника среднетяжелой депрессии, у 9,5% – легкой. В динамике психологическое состояние пациенток со среднетяжелой депрессией несколько улучшилось, часть их продемонстрировала легкую степень. Однако нормы, в отличие от пациенток контрольной группы, не выявлено ни в одном случае (у женщин после срочных родов норма регистрировалась в 30% на 3–5-е сутки, а на 30-е сутки – в 85%). Обращает на себя внимание наличие на 3–5-е сутки у одной пациентки после срочных родов клиники крайне тяжелой депрессии. Благодаря работе перинатального психолога эту пациентку удалось своевременно выявить и справиться без медикаментозных вмешательств, проведя психокоррекционную работу.

К 30-м суткам послеродового периода симптоматика у пациентки нивелировалась и соответствовала уровню среднетяжелой депрессии по шкале Гамильтона. Во всех рассматриваемых случаях регистрировалось сочетание депрессии с проявлениями тревоги. Изолированных депрессивных нарушений у пациенток выявлено не было.

Учитывая полученные нами данные, на базе ФГБУ Уральский НИИ ОММ в режиме пилотного проекта начала работу школа адаптации матерей и членов семьи после СПР. Цели и задачи школы – адекватная психолого-педагогическая поддержка матерей, у которых родились экстремально недоношенные дети. В школе организовано проведение тренингов, профилактических и мотивационных бесед с матерями.

Заключение

Таким образом, пациентки после СПР являются группой риска по развитию послеродовой депрессии, что диктует необходимость проведения психологической работы для адаптации женщин в первые 30 суток после родов. Необходимо предусмотреть разработку и проведение тренингов для персонала послеродовых и неонатальных клиник с целью обеспечения максимально доверительного и доброжелательного контакта с семьями после СПР, именно это отражалось в запросах пациенток и членов их семей.

Учитывая психологические особенности как пациенток, так и членов семьи, с первых дней после СПР должна проводиться как индивидуальная, так и групповая работа по психологической реабилитации и коррекции. При ведении пациенток после СПР в послеродовом периоде необходимо предусмотреть их выхаживание в изолированном блоке палат (отдельно от женщин, находящихся на совместном пребывании с новорожденными детьми). В этот блок должны свободно допускаться члены семьи пациенток. Необходимо поощрять семейные посещения отделения реанимации и интенсивной терапии новорожденных. При выписке женщины из родильного дома, если новорожденный еще на первом этапе выхаживания, женщины должны находиться в территориально приближенных к этому отделению материнских комнатах, а после перевода экстремально-недоношенного новорожденного на второй этап выхаживания для всех матерей необходимо совместное пребывание с новорожденным и свободное посещение членов их семьи. Индивидуальные и групповые занятия, направленные на психологическую поддержку семьи, целесообразно продолжать в течение всего периода реабилитации матери и выхаживании младенца.

Supplementary Materials

  1. Table 1. The most important problems of psychological adaptation of mothers after VEPB
  2. Table 2. Results of the study patients on the Hamilton scale in the dynamics of post-partum period
  3. Fig. 1. Assessment of the level of anxiety on the Hamilton scale in the dynamics of the postpartum period in women and control group (% of patients)
  4. Fig. 2. Assessment of the level of depression scale HRSD in women compared groups in the postpartum period (% patients)

References

1. Reichert J., Rüdiger M. Psychologisch-sozialmedizinische Versorgung von Eltern Frühgeborener. Stuttgart: Ligatur; 2012.

2. Ziborova M.I., Keshishian E.S., Sakharova E.S. Psychological characteristics of families of extremely prenerm infants. Rossiyskiy Vestnik Perinatologii i Pediatrii. 2016; 61(2): 12-6. (in Russian)

3. Singer L.T., Salvator A., Guo S., Collin M., Lilien L., Baley J. Maternal psychological distress and parenting stress after the birth of a very low-birth-weight infant. JAMA. 1999; 281(9): 799-805.

4. Starodubov V.L., Sukhanova L.P. New criteria of Birth: medical and demographical outcomes and organizational problems of obstetric services. Menedzer zdravoochranenia. 2013; 12: 21-9. (in Russian)

5. Upadhyay K., Pourcyrous M., Dhanireddy R., Talati A.J. Outcomes of neonates with birth weight 500 g: a 20-year experience. J. Perinatol. 2015; 35(9): 768-72. doi: 10.1038/jp.2015.44.

6. Barros F.C., Bhutta Z.A., Batra M., Hansen T.N., Victora C.G., Rubens C.E. GAPPS Review Group. Global report on preterm birth and stillbirth (3 of 7): evidence for effectiveness of interventions. BMC Pregnancy Childbirth. 2010; 10(Suppl. 1): S3. doi: 10.1186/1471-2393-10-S1-S3.

7. Kelley M., Rubens С.E., and the GAPPS Review Group. Global report on preterm birth and stillbirth (6 of 7): ethical considerations. BMC Pregnancy Childbirth. 2010; 10(Suppl. 1): S6. doi: 10.1186/1471-2393-10-S1-S6.

8. MoH Order of the Russian Federation „On the medical criteria of birth, form of the birth and the procedure for issuing” dated December 27, 2011 № 1687 N. (in Russian)

9. Bashmakova N.V., Malgina G.B., Litvinova A.M. Extremely preterm births in the Ural Federal District: Problems and prospects. Akusherstvo i Ginekologiya/Obstetrics and Gynecology. 2014; (7): 48-52. (in Russian)

10. Treyvaud K. Parent and family outcomes following very preterm or very low birth weight birth: a review. Semin. Fetal Neonatal Med. 2014; 19(2): 131-5. doi: 10.1016/j.siny.2013.10.008.

11. Treyvaud K., Lee K.J., Doyle L.W., Anderson P.J. Very preterm birth influences parental mental health and family outcomes seven years after birth. J. Pediatr. 2014; 164(3): 515-21. doi: 10.1016/j.jpeds.2013.11.001.

12. Partridge J.C., Martinez A.M., Nishida H., Boo N.Y., Tan K.W., Yeung C.Y. et al. International comparison of care for very low birth weight infants: parents’ perceptions of counseling and decision-making. Pediatrics. 2005; 116(2):263-71.

13. Brinchmann B.S., Førde R., Nortvedt P. What matters to the parents? A qualitative study of parents’ experiences with life-and-death decisions concerning their premature infants. Nurs Ethics. 2002; 9(4): 388-404.

14. Nadroo A.M. Ethical dilemmas in decision making at limits of neonatal viability. J. IMA. 2011; 43(3): 188-92. doi: 10.5915/43-3-8972.

15. Torchinov A.M., Filippova G.G., Tsagolov V.A., Yrina E.V. The role of psychological rehabilitation in the management of pregnant women with the missed abortion history. Problemy reproduktsii. 2015; 21(5): 132-6. (in Russian)

16. Aleshina E.A. Cognitive impairment, anxiety and depression in pregnant women: modern look at the issue. (Review). Uralskiy meditsinskiy zhurnal. 2016; 2: 22-7. (in Russian)

17. Perova E.I., Stenyaeva N.N., Apolikhina I.A. Pregnancy in the presence of anxiety and depressive conditions. Akusherstvo i Ginekologiya/Obstetrics and Gynecology. 2013; 6: 23-7. (in Russian)

18. Hendricks-Muñoz K.D., Li Y., Kim Y.S., Prendergast C.C., Mayers R.N., Louie M. Maternal and neonatal nurse perceived value of kangaroo mother care and maternal care partnership in the neonatal intensive care unit. Am. J. Perinatol. 2013; 30(10): 875-80. doi: 10.1055/s-0033-1333675.

19. Hamilton M. The assessment of anxiety states by rating. Br. J. Med. Psychol. 1959; 32: 50-5.

Received 01.07.2016

Accepted 02.09.2016

About the Authors

Malgina Galina Borisovna, doctor of medical sciences, Scientific Director of Ural Research Institute of Maternal and Infant Care, Ministry of Health of Russia.
620028, Russia, Ekaterinburg, Repina str. 1. Tel.: +73433714293. E-mail: galinamalgina@mail.ru. ORCID ID 0000-0002-5500-6296
Shafieva Ksenia Alexandrovna, MD, aspirant, Ural Research Institute of Maternal and Infant Care, Ministry of Health of Russia.
620028, Russia, Ekaterinburg, Repina str. 1. Tel.: +73433714293. E-mail: ksusha8707@rambler.ru
Shikhova Elena Pavlovna, PhD in Sociology, Associate Professor, Department of Psychology and Pedagogy, Deputy Dean of the medical-prophylactic faculty of Clinical Psychology, Ural State Medical University; perinatal psychologist, Ural Research Institute of Maternal and Infant Care, Ministry of Health of Russia.
620028, Russia, Ekaterinburg, Repina str. 1. Tel.: +73433714293. E-mail: shihovka@mail.ru

For citations: Malgina G.B., Shafieva K.A., Shikhova E.P. Very early premature
birth as a predictor of postpartum depression.
Akusherstvo i Ginekologiya/Obstetrics and Gynecology. 2017; (2): 39-44. (in Russian)
http://dx.doi.org/10.18565/aig.2017.2.39-44

Similar Articles

By continuing to use our site, you consent to the processing of cookies that ensure the proper functioning of the site.