Adverse maternal outcomes: analysis of the definitions and rates of maternal mortality and maternal near miss: What do the figures tell us?

Padrul M.M., Skryabina V.V., Berseneva S.N.

1 Academician E.A. Vagner Perm State Medical University, Ministry of Health of Russia, Perm 614000, Petropavlovskaya str. 28, Russia; 2 Perm Regional Clinical Hospital, Perm 614000, Kosmonavtov Highway str. 181a, Russia
The paper analyzes the current data of Russian and foreign literature on the definition, epidemiology, structure, and trends in the rates of maternal mortality (MM) and maternal near miss (MNM) in different countries of the world and in the Russian Federation. It also analyzes the current definition of adverse maternal outcome, as well as trends in the global and Russian rates of MM and MNM, their structure and dependence upon social and medical factors. Economically developed countries were found to show a trend towards increased requirements for safe motherhood and an extended concept of adverse maternal outcome. The dynamics of indicators and the analysis of the structure of MD have led to the conclusion that in Russia an emergency obstetric care system has been established and is successfully operating; and there is a need to change priorities: not only to further improve the provision of emergency obstetric care, but also to improve the quality of medical care for reproductive-aged and pregnant women, to shift the focus to the organization of preventive work with the latter, and to improve methods for predicting and preventing the adverse maternal outcomes.

Keywords

maternal mortality
maternal near miss

Проблема материнской смертности (МС) в современном мире сохраняет свою актуальность и требует неуклонного совершенствования мер по ее снижению. Количественные характеристики МС являются самыми интегрированными показателями репродуктивного здоровья населения, отражающими уровень социально-экономического развития страны, доступность и качество оказания в ней медицинской помощи [1, 2]. Коэффициент МС, который рассчитывают на 100 000 живорождений, учитывает все случаи смерти женщин, наступившие при беременности или в течение 42 дней после ее окончания от причин, связанных с беременностью или отягощенных ею или ее ведением, без учета случайно возникших причин смерти. Причины МС делят на непосредственно связанные с акушерскими осложнениями, или прямые (следствие акушерских осложнений при беременности, в родах и послеродовом периоде, вмешательств, упущений, неправильного лечения и последовавших за ними осложнений) и косвенно связанные с беременностью, или непрямые, часто – предсуществующие (следствие существовавшей до или развившейся при беременности, но непосредственно с ней не связанной, болезни, течение которой усугубили физиологические гестационные изменения); по возможности предотвратимости – на управляемые (к ним относят кровотечения, сепсис и преэклампсия (ПЭ)) и трудно управляемые (тромбоэмболии (ТЭ), эмболии околоплодными водами (ЭОПВ) и тяжелые экстрагенитальные заболевания – ЭГЗ) [1, 2].

Показано, что ближайший благополучный исход беременности не всегда гарантирует отдаленного благополучного материнского исхода. Поэтому, с 1990 года ВОЗ рекомендовала учитывать позднюю материнскую смертность – все случаи смертей, наступившие вследствие акушерских причин в период от 42 дней до одного года после завершения беременности [1, 2].

Кроме того, привести к инвалидности и обусловить отдаленные летальные исходы у матери могут осложнения беременности, родов и послеродового периода с формированием полиорганной дисфункции или недостаточности (ПОН), требующие проведения интенсивной терапии, трансфузии крови и экстренных хирургических вмешательств, выжить при которых позволяет исключительно оказание квалифицированной медицинской помощи. Пациенток, имеющих такие осложнения, характеризуют термином «материнская заболеваемость, едва не лишившая женщину жизни» (near miss maternal morbidity) [3] или «near miss» («почти потерянные», «едва не умершие») [4] – несостоявшаяся материнская смертность (НМС). Рабочей группой ВОЗ разработан сводный перечень таких состояний и предложены их идентификационные критерии. К случаям НМС отнесли [5]:

  • дисфункцию сердечно-сосудистой системы – шок, остановку кровообращения и сердечно-легочную реанимацию, выраженный ацидоз (pH<7,1), тяжелую гипоперфузию (лактат >5 ммоль/л), длительное использование вазопрессорных препаратов;
  • нарушение функции внешнего дыхания – острый цианоз, острую одышку, тахипноэ больше 40 вдохов в минуту, брадипноэ меньше 6 вдохов в минуту, тяжелую гипоксию (насыщение О2<90%), интубацию и вентиляцию, не связанные с анестезией;
  • почечную дисфункцию – олигурию, не отвечающую на назначение диуретиков и введение жидкости, креатинин выше 300 мкмоль/мл, необходимость проведения диализа при острой почечной недостаточности;
  • дисфункцию коагуляции – неспособность образовывать тромбы, острое снижение числа тромбоцитов менее 50 000/мл, необходимость в массивной трансфузии эритроцитов (более 5 единиц);
  • печеночную дисфункцию – желтуху на фоне клинических симптомов ПЭ, выраженную острую гипербилирубинемию (билирубин более 100 мкмоль/л);
  • неврологическую дисфункцию – длительную потерю сознания, кому продолжительностью более 12 часов, паралич, неконтролируемые судороги или эпилептический статус;
  • маточную дисфункцию, проявляющую себя необходимостью удаления матки вследствие тяжелого эндометрита или неостанавливающегося консервативными методами кровотечения.

На сегодняшний день все случаи НМС рекомендуют учитывать и анализировать так же, как случаи МС, считая, что проводимый аудит поможет выявить стереотипные ошибки в оказании неотложной акушерской помощи, а устранение выявленных недостатков – улучшить ее качество [6].

Показатели МС в разных странах мира заметно различаются. Свыше 99% случаев МС приходится на развивающиеся страны [7], коэффициент МС в которых в 2015 году в среднем составлял 239 на 100 000 случаев рождения живых детей; в экономически развитых странах он не превышает 12 на 100 000 живорожденных [6]. Наибольшие показатели МС (на 100 000 живорожденных) регистрируют в Африке (870), Южной Азии (390), Латинской Америке и странах Карибского бассейна (190), Центральной Америке (140), где около половины беременных и рожениц не охвачены диспансерным наблюдением и не получают медицинской помощи в родах. Наименьшие (в пределах 1–6) – в Канаде, Швеции, Бельгии, Люксембурге, Швейцарии, Дании, Исландии, Израиле, для которых характерно не только высокое качество оказания медицинской помощи, но и высокий уровень жизни, высокая санитарная культура населения и решенные социальные проблемы. В Российской Федерации (РФ) показатель МС долгие годы был более высоким относительно экономически развитых стран, составляя по данным Госкомстата в течение последнего десятилетия в среднем 17,3 на 100 000 живорожденных. И только в 2014 году он первый раз в истории РФ снизился до 10,8 на 100 000 родившихся живыми. Достигнутые успехи по снижению МС в РФ связывают с улучшением финансирования здравоохранения, со строительством в 22 субъектах РФ перинатальных центров; внедрением в клиническую практику современных технологий обследования и лечения беременных; организацией трехуровневой системы оказания акушерской помощи; созданием дистанционных консультативных центров и выездных акушерских реанимационных бригад; внедрением стандартов ведения беременных, основанных на полученных доказательствах эффективности лечения [8].

Для стран с высоким уровнем жизни характерны также невысокие показатели НМС, которые колеблются в пределах от 3,8 до 12 случаев на 1000 родов; для стран с низким уровнем жизни – более высокие количественные характеристики этого показателя – от 67 до 118 на 1000 родов [9]. В России в 2015 году показатель НМС в среднем составлял 30 на 1000 родов [10].

Информативным считают анализ соотношения случаев МС к НМС, которое косвенно характеризует эффективность оказания неотложной акушерской помощи. В Великобритании этот показатель составляет от 1:5 до 1:118 [1]; в Англии 1:12, в Нидерландах 1:7,1, в Канаде 1:4,4, в Финляндии 1:7,6, в США от 1:3,8 до 1:12 [11]; в Латинской Америке, стране с невысоким уровнем дохода и широкой распространенностью инфекционно-воспалительных заболеваний, – 1:19 [12]; в Индии, имеющей самые высокие показатели МС в мире, – 1:2 [13]; в РФ – 1:18 [14] – 1:13 [15] – 1:11 [16]. Следовательно, показатели МС и НМС в значительной мере зависят от экономического статуса государства и уровня финансирования здравоохранения в нем. В РФ эти показатели замено отличаются от показателей развивающихся стран и по количественным характеристикам в большей степени соответствуют показателям экономически развитых стран мира.

Оценка показателя МС в динамике свидетельствует о том, что за последние 25 лет в мире в целом он снизился на 43, 9% – с 385 случаев на 100 000 живорожденных в 1990 до 216 в 2015 году [7]. Такие темпы снижения МС считают недостаточными – в 2000 году на Саммите Тысячелетия ООН была принята программа «Цели развития тысячелетия», ориентировавшая мировое сообщество на снижение показателя МС к 2015 году на 75%. А позднее поставлена задача к 2030 году иметь общемировой показатель МС менее 70 на 100 000 живорожденных [17].

Однако поставленные цели оказались недостижимыми и к 2015 году только Европейскому региону удалось снизить показатель МС до запланированного уровня – 15 на 100 000 живорожденных. Ожидаемого снижения общемирового показателя МС до 130 на 100 000 живорожденных не произошло [7]. В РФ по данным Госкомстата за последнее десятилетие отмечено снижение МС в 3,79 раза (с 41,0 в 2001 году до 10,8 на 100 000 живорожденных в 2014 году) и достижение целевого для Европейского региона уровня этого показателя, что свидетельствуют о достаточной эффективности проводимых в стране в этом направлении государственных мероприятий.

Структура причин МС в разных странах имеет заметные различия. В развивающихся странах основными являются прямые причины МС (сепсис, акушерские кровотечения, послеабортные осложнения, ПЭ и разрывы матки), на долю которых в совокупности приходится 75%. Остальные 25% обусловлены предсуществующими (непрямыми причинами) – инфекционно-воспалительными заболеваниями (малярией, вирусными гепатитами, ВИЧ/СПИД и осложнениями с ними связанными), реже сахарным диабетом [7]. К медицинским и социальным факторам, определяющим высокий уровень МС в таких странах, относят отсутствие дородовой диагностики и квалифицированной помощи в родах, много подростковых беременностей, высокую общую заболеваемость населения, недостаток медикаментов, низкий уровень образованности и плохое медицинское просвещение, частые беременности с короткими интергенетическими интервалами, недоступность современных средств контрацепции, плохие санитарно-гигиенические условия, дефекты питания и отсутствие поддержки со стороны государства [18].

В структуре МС в развитых странах мира лидирующие позиции занимают не прямые причины, в частности хронические соматические заболевания, на долю которых приходится до 40%. Значимыми остаются кровотечения (13,4%), ПЭ (16,1%), аборты (8,2%), эктопическая беременность (4,9%) и сепсис – 2,1% [18]. Быстрыми темпами растут осложнения анестезии и ТЭ – их доля в структуре МС достигает 14,9%. Такой рост связывают с увеличением числа оперативных родоразрешений, после которых риск ТЭ увеличивается в 10–15 раз [19]. Определяющими особенностями здоровья и репродуктивного поведения женщин являются высокая распространенность соматических заболеваний, нередко ассоциированных с ожирением (сердечно-сосудистой патологии, сахарного диабета 2-го типа, атеросклероза и ишемических нарушений). Доля лиц, имеющих ожирение, в США составляет 31,8%, в Израиле – 26,5%, в Великобритании – 24,9% [20].

Также для развитых стран характерно увеличение возраста рожающих; редкие беременности; невысокая (7–21 на 1000 женщин репродуктивного возраста) частота абортов [21]; низкая распространенность урогенитальных инфекционно-воспалительных заболеваний (в США при беременности их выявляют среди белых женщин в 5,0% случаев, среди афро-американок в 21,0% [22, 23]).

В РФ основной причиной МС с 2008 года являются ЭГЗ, на долю которых в структуре МС в 2015 году приходилось 34,8%. Лидирующие позиции занимают акушерские кровотечения (19,5%) и ЭОПВ (15,8%). Значимыми остаются тяжелые ПЭ (11,6%), осложнения абортов (6,0%) и сепсис (5,1%) [24]. Характерными особенностями здоровья россиянок считают высокую распространенность ЭГЗ – их диагностируют у 80,0–87,3% беременных [25] (на одну беременную до 35 лет в среднем приходится по 2,0, а после 35 лет – по 3,2 соматических заболевания) [26]. Быстрыми темпами растут ожирение (его имеет от 15,5 до 30% беременных) и осложнения, связанные с ним [27]. Кроме того, в РФ у женщин репродуктивного возраста часто выявляют урогенитальные инфекционно-воспалительные заболевания (при беременности – в 67,65–100,0% случаев [28]), а особенностью репродуктивного поведения является достаточно большое число абортов (по данным официальной регистрации 41 на 1000 женщин репродуктивного возраста [21]). То есть особенности структуры основных причин МС в РФ с преобладанием в ней доли предсуществующих состояний (ЭГЗ) и неуправляемых причин смерти (ЭОПВ) свидетельствуют о достаточно высоком уровне оказания неотложной акушерской помощи. Большая доля акушерских кровотечений в структуре причин МС требует детального анализа ошибок в ведении этой категории пациентов и более активного внедрения в практику современных технологий оказания им неотложной помощи. Особенности здоровья и репродуктивного поведения россиянок сохраняют актуальность совершенствования мероприятий по планированию семьи; требуют более активного выявления и повышения эффективности лечения инфекционно-воспалительных урогенитальных заболеваний; совершенствования принципов ведения беременных с ЭГЗ.

В ряде публикаций (2005–2017 годы) отмечено, что в разных странах уровень МС на 30,0% и более выше у мигрантов, чем у представительниц коренного населения [29, 30], даже при проведении для них общепринятых в стране для беременных и рожениц диагностических и лечебных мероприятий [31]. Этот факт свидетельствуют о том, что показатели МС отражают не только качество оказания медицинской помощи беременным, но и распространенность среди них предсуществующих патологических состояний. Следовательно, риски развития критических ситуаций в акушерстве в значительной мере зависят от состояния здоровья женщин репродуктивного возраста в целом, от их готовности и возможности проводить мероприятия по улучшению своего здоровья, то есть от степени их образованности и социального благополучия.

Говоря о перспективных направлениях по дальнейшему снижению МС в РФ, целесообразно вспомнить, что наличие заметных различий в этом показателе в разных регионах мира обусловливает необходимость дифференцированных подходов в борьбе с материнскими потерями. По мнению экспертов ВОЗ, внедрение в развивающихся странах простых медико-организационных мероприятий – диспансеризации (4 визита за беременность) и обеспечения медицинской помощью в родах при охвате 60% рожающих женщин [31] может предотвратить 63–80% случаев смертей, прямо связанных с беременностью и родами, и 88–98% всех случаев смерти матерей [1]. Следовательно, только анализ существующих проблем и индивидуальная разработка системы государственных мероприятий по дальнейшему снижению МС может оказаться максимально эффективной.

Учитывая в течение многих лет заметное влияние на показатели МС в РФ «управляемых» причин (акушерских кровотечений, ПЭ, сепсиса), основные перспективы улучшения оказания медицинской помощи беременным, роженицам и родильницам в РФ долгое время видели в неуклонном повышении качества обучения и подготовки медицинских кадров, дальнейшем внедрении стандартов оказания неотложной акушерской помощи, увеличении финансирования и дооснащении акушерских стационаров медицинским оборудованием, совершенствовании систем мониторинга и маршрутизации беременных. Реализация этих принципов показала свою эффективность на практике. В Тюменской области после оптимизации маршрутизации беременных и внедрения современных технологий оказания неотложной акушерской помощи за два года удалось снизить показатели МС в 5,3 раза (с 51,9 до 9,8 на 100000 живорожденных к 2010 году) и заметно изменить ее структуру [32]). В Хабаровском крае после ввода в эксплуатацию краевого перинатального центра за 2 года в 3,3 раза снизилась МС, обусловленная прямыми причинами (с 27,6 до 8,2 на 100 000 родившихся живыми) [33].

Анализ показателя МС по федеральным округам (ФО) РФ демонстрирует его значительные различия на разных территориях. Самые низкие показатели МС на 100 000 родившихся живыми в 2013 году при средне российском показателе 12,9 были зафиксированы в Приволжском (9,4) и Южном (9,8) ФО; самые высокие – в Северо-Кавказском (18,3) и Дальневосточном (17,3); высокие – в Северо-Западном (14,9) и Центральном (14,8) ФО [24].

При попытке проанализировать влияние на показатели МС разных факторов оказалось, что коэффициент МС имеет слабую степень прямой корреляционной связи со средним уровнем доходов населения (r=0,27, р<0,05) на территории и сильную степень обратной связи (r=– 0,79, р<0,05) с рейтингом региона по качеству жизни, составленному на основании интегративного учета 73 показателей, отражающих уровень экономического развития и финансовых дотаций, доходы населения и обеспеченность различными видами услуг [34]. Согласно данным рейтинговых агентств, лидерами по уровню доходов на душу населения являются крупные столичные города (Москва и Санкт-Петербург) с прилегающими к ним территориями, для которых характерны не только высокие доходы, но и заметное «расслоение» населения, активные миграционные процессы. Проведенный за 2011 год по Москве и Московской области анализ случаев МС наглядно отражает негативное влияние на этот показатель социальных факторов: 41,0% всех летальных материнских исходов «обеспечили» не обследованные и не состоящие на диспансерном учете мигранты; 29,0% умерших женщин были социально неблагополучными. Оказалось, что для столицы характерен достаточно высокий уровень МС (в 2011 году он составлял 25,3 с учетом иногородних и 14,7 без них при средне российском показателе 17,3 на 100 000 живорожденных), несмотря на хорошую организацию и качественное оказание неотложной акушерской помощи [30]. Регионы, стабильно являющиеся лидерами по качеству жизни, имеют одни из самых низких показателей МС на 100 000 живорожденных: Ханты-Мансийский автономный округ – Югра (5,0–7,8 [35]), Белгородская (5,9–11,2), Воронежская (8,4–8,0) и Тюменская (9,3–8,6) области. То есть не столько средний уровень доходов населения влияет на показатели МС, сколько реальный уровень жизни и обеспеченность социальных гарантий. Следовательно, без разработки государственных программ поддержки социально незащищенных слоев населения сложно ожидать дальнейшего заметного снижения показателя МС. Успешность реализации таких программ наглядно демонстрирует Израиль, имеющий уровень МС 0–2 на 100 000 живорожденных, в котором до 63% арабов и 67% ультраортодоксальных евреев испытывают значительные материальные затруднения, что обуславливает среди этих категорий населения увеличение почти в 2 раза перинатальной, младенческой и МС. Существующие сложности преодолеваются за счет реализации государственных образовательных и финансовых программ, направленных на просвещение этих слоев населения и обеспечение их качественным бесплатным дородовым обследованием и лечением [36].

Анализ медицинских факторов, влияющих на показатели МС в РФ [24], свидетельствует о том, что умершие женщины в большинстве случаев имеют соматические (в 88,9%) и гинекологические (у 57%) заболевания. Из ЭГЗ чаще диагностируют патологию сердечно-сосудистой системы (в 40% случаев), почек и нейрообменно-эндокринные нарушения (в 30%). Для 70,6% умерших оказывается характерной коморбидность (сочетание 2–3 заболеваний и более), то есть невысокое качество соматического здоровья. Среди гинекологической патологии доминируют хронические воспалительные заболевания матки и придатков (их выявляют у 20,6% умерших), миома (у 8,8%) и эндометриоз (у 5,9%). В 90,2% случаев беременность, закончившаяся МС, протекала с осложнениями.

Из ЭГЗ, ставшими непосредственными причинами МС, чаще прочих выявляют заболевания системы кровообращения (ТЭ, кардиомиопатии, разрывы аневризм сосудов, пороки сердца) – на их долю приходится 76,6%; болезни органов дыхания – 38,29%, среди которых доминирующей (17 случаев из 18) является тяжелая пневмония на фоне гриппа; инфекционные заболевания (ВИЧ-инфекция, вирусные менингоэнцефалиты, туберкулез) – 27,65%; патологию желудочно-кишечного тракта – 14,89%. Обращает на себя внимание, что причинами формирования ЭГЗ, ставших непосредственной причиной смерти, как минимум в 65,94% оказываются инфекционно-воспалительные процессы. В 69,4% случаи МС, обусловленные ЭГЗ, признают не предотвратимыми; в 3,7% случаев у умерших выявляют не курабельные соматические заболевания [24].

Согласно результатам патологоанатомических исследований, непосредственной причиной МС, как правило, становится ПОН. Обращает на себя внимание тот факт, что по результатам проведенных гистологических исследований у погибших женщин часто выявляют морфологические признаки хронического поражения внутренних органов (почек – в 82,8%; сердечно-сосудистой системы – в 41,4%; эндокринной системы – в 62%; желудочно-кишечного тракта – в 48,3%), которые почти в половине случаев оказываются не диагностированными при жизни; у 41,4% умерших описывают морфологические признаки декомпенсированной соматической патологии [37]. Настораживающей тенденцией последних лет является увеличение числа случаев развития острой почечной недостаточности у больных с ПЭ в послеродовом периоде [38].

Учитывая рост почти в два раза за последнее десятилетие числа пациенток с высокой коморбидностью [39], актуальной на сегодняшний день становится задача формирования междисциплинарных подходов к диспансерному наблюдению женщин репродуктивного возраста, повышение качества обследования с обязательным использованием современных, в том числе аппаратных методов [40], особенно при подозрении на патологию сердечно-сосудистой системы, а также совершенствование мероприятий по профилактике осложнений беременности, родов и послеродового периода. Перспективным в этом плане видится использование эфферентных методов лечения: плазмафереза и экстракорпоральной детоксикации, что повышает выживаемость больных с акушерским сепсисом до 95% [41]. Обнадеживающими являются результаты профилактического назначения иммуномодуляторов и этиотропных лекарственных средств: у беременных в Забайкальском крае во время эпидемии гриппа профилактическое назначение противовирусного препарата умифеновира и человеческого рекомбинантного интерферона α2b позволило в 3–7 раз снизить заболеваемость гриппом и более чем в 60 раз уменьшить риск развития его тяжелых форм [42]. Назначение прямых антикоагулянтов и дезагрегантов беременным с хронической болезнью почек в два раза снижает число неблагополучных перинатальных исходов и риски прогрессирующего поражения скомпрометированных органов [43].

Анализ дефектов лечебно-диагностического процесса при оказании помощи пациентам с МС и НМС выявляет наличие стереотипных ошибок. К ним относят: недооценку тяжести состояния больных на амбулаторном и стационарном этапах ведения (она имеет место в 78,9% случаев) [14]; госпитализацию в не профильный стационар; оказание медицинской помощи не в полном объеме (несвоевременное и неполное обследование, ошибки в формулировке клинического диагноза); запоздалое родоразрешение (в 63,2% случаев); задержку при решении вопроса о гистерэктомии; неадекватный объем терапии и полипрагмазию (в 42,1%) [10].

Наибольшее число ошибок выявляют при анализе историй пациентов с коморбидностью и сочетанной патологией (воспалением и синдромом диссеминированного внутрисосудистого свертывания; ЭГЗ и ПЭ; тяжелой ПЭ и послеродовыми кровотечениями) [10], а также в случаях предотвратимой МС [44]. По результатам независимого аудита случаи МС в 79,1 [15] – 75,8% [24] признают предотвратимыми и условно предотвратимыми и только в 24,2% – непредотвратимыми [24]. Все это, помимо квалификации медицинского персонала, отражает существующие сложности в объективной прижизненной оценке тяжести состояния пациентов акушерских стационаров. Традиционно используемые с этой целью оценочные системы не всегда позволяют достоверно прогнозировать исходы острых акушерских ситуаций и требуют адаптации их для беременных [45]. Не идеальными являются и предложенные идентификационные критерии НМС – они отсутствуют у 2/3 женщин с тяжелой острой материнской заболеваемостью и у 1/3 умерших пациентов [46]. Более информативным оказывается мониторирование жизненно важных функций с учетом отклонения анализируемых параметров от персональных норм [47]. Недостаточно высокая чувствительность используемых на сегодняшний день в акушерской практике методов оценки состояния пациентов, по-видимому, нередко и затрудняет своевременное принятие решения о начале интенсивной терапии и проведении оперативного лечения. Следовательно, на сегодняшний день актуальной проблемой акушерства является совершенствование технологий обследования беременных, особенно с соматической и сочетанной патологией; поиск интегративных и доступных, но при этом информативных скрининговых методов донозологической диагностики.

Анализ качества организации медицинской помощи беременным показывает, что большинство случаев МС происходят в стационарах II и III группы (среди умерших в 2011 году в акушерских стационарах I группы погибло 24,3%, II – 33,2% и III – 42,5%), то есть в большинстве случаев госпитализация пациентов проводится в профильные стационары. При экспертной оценке медицинских документов умерших в 60,7% случаев выявляют дефекты и несоблюдение существующих стандартов оказания медицинской помощи [24]. Следовательно, актуальной остается задача проведения аудита случаев МС и НМС; дальнейшая работа по внедрению утвержденных стандартов и протоколов ведения; совершенствование системы маршрутизации беременных, возможно, уточнение показаний для дородовой госпитализации.

Заключение

В целом проведенный обзор литературы выявил в экономически развитых странах наличие тенденции к повышению требований к безопасности материнства и расширению понятия «не благополучный материнский исход». Анализ показателей МС в РФ показал наличие в стране заметных успехов в снижении материнских потерь. Динамика количественных показателей МС в РФ и структура основных причин материнских потерь позволили сделать вывод о том, что в России создана и достаточно успешно функционирует система оказания неотложной акушерской помощи. Следовательно, на сегодняшний день для дальнейшего снижения показателя МС требуется смена приоритетов – на повестку дня выходит задача не столько совершенствования организации оказания неотложной акушерской помощи, сколько повышение качества медицинского обслуживания женщин репродуктивного возраста и беременных, организация профилактической направленности работы с ними. Реализация этой задачи требует раннего, донозологического выявления существующей у них патологии, особенно сердечно-сосудистой системы и инфекционно-воспалительных заболеваний; совершенствования системы планирования семьи и оздоровления женщин репродуктивного возраста; разработки интегративных скрининговых методов количественной оценки особенностей адаптивных реакций у беременных для повышения эффективности прогнозирования основных осложнений гестации, своевременного начала профилактических мероприятий, совершенствования методов профилактики и оценки их эффективности на основании количественных показателей; оптимизации систем скринингового наблюдения за женщинами в послеродовом периоде, разработки прогностических критериев изменения анализируемых показателей, уточнения показаний для начала интенсивной терапии и проведения оперативного лечения на основании количественных характеристик мониторируемых параметров. Также необходимо решение ряда социальных проблем – совершенствование и более активное внедрение образовательных программ для молодых женщин о необходимости прегравидарной подготовки, более серьезная государственная поддержка женщин из малообеспеченных семей до и во время беременности.

References

1. Всемирная организация здравоохранения, Департамент репродуктивного здоровья и исследований. Что кроется за цифрами. Исследование случаев материнской смертности и осложнений в целях обеспечения безопасной беременности. ВОЗ; 2004. 176с. [World Health Organization, Department of Reproductive Health and Research. What lies behind the numbers. Investigation of maternal mortality and complications in order to ensure a safe pregnancy. WHO; 2004. 176p. (in Russian)]

2. Айламазян Э.К., Кулаков В.И., Радзинский В.Е., Савельева Г.М., ред. Акушерство. Национальное руководство. М.: ГЭОТАР-Медиа; 2009. 1200с. [Aylamazyan E.K., ed. Obstetrics. National guideline. Aylamazyan E.K., Kulakov V.I., Radzinsky V.E., Savelyeva G.М. Moscow: GEOTAR-Media; 2009. 1200p. (in Russian)]

3. Oliveira L.C., Ribeiro A.A., Gesta D. Obitas fetais e neonateis entre casos de near-miss vnaterno. Rev. Assoc. Med. Bras. 2013; 59(5): 487.

4. Camargo S., Pacagnella R.C., Cecatti J.G., Parpinelli M.A., Souza J.P., Sousa M.H. Subsequent reproductive outcome in women who have experienced a potentially life-threatening condition or a maternal near miss during pregnancy. Clinics (São Paulo, Brazil). 2011; 66: 1367-72.

5. Souza J.P., Cecatti J.G., Haddad S.M., Parpinelli M.A., Costa M.L., Katz L., Say L.; Brazilian Network for Surveillance of Severe Maternal Morbidity. The WHO maternal near-miss approach and the maternal severity index model (MSI): tools for assessing the management of severe maternal morbidity. PLoS One. 2012; 7(8): e44129.

6. Say L., Chou D., Gemmill A., Tunçalp Ö., Moller A.B., Daniels J. et al. Global causes of maternal death: a WHO systematic analysis. Lancet Glob. Health. 2014; 2(6): e323-33.

7. Alkema L., Chou D., Hogan D., Zhang S., Moller A.B., Gemmill A., Fat D.M. et al.; United Nations Maternal Mortality Estimation Inter-Agency Group collaborators and technical advisory group. Global, regional, and national levels and trends in maternal mortality between 1990 and 2015, with scenario-based projections to 2030: a systematic analysis by the UN Maternal Mortality Estimation Inter-Agency Group. Lancet. 2016; 387(10017): 462-74.

8. Об итогах работы Министерства здравоохранения Российской Федерации в 2013 году и задачах на 2014 год. М.; 2014. 108с. [Results of the work of the Ministry of Health of the Russian Federation in 2013 and tasks for 2014. Moscow; 2014. 108p. (in Russian)]

9. Storeng K.T., Draвo S., Ganaba R., Sundby I. Mortality ofter near miss obstetric complications in Burkina Faso: medical social and heath care factors. Bull. World Health Organ. 2012; 90(6): 418-25.

10. Айламазян Э.К., Атласов В.О., Ярославский К.В., Ярославский В.К. Аудит качества медицинской помощи при критических состояниях в акушерстве (near miss). Журнал акушерства и женских болезней. 2016; 65(4): 15-23. [Aylamazyan E.K., Atlasov V.O., Yaroslavsky K.V., Yaroslavsky V.K. Audit of the quality of medical care in critical conditions in obstetrics (near miss). Journal of Obstetrics and Women’s Diseases. 2016; 65(4): 15-23. (in Russian)]

11. Van Roosmalen J., Zwart J. Severe acute maternal morbidity in high-income countries. Best Pract. Res. Clin. Obstet. Gynaecol. 2009; 23(3): 297-304.

12. De Mucio B., Abalos E., Cuesta C., Carroli G., Serruya S., Giordano D. et al.; Latin American Near Miss Group (LANe-MG). Maternal near miss and predictive ability of potentially life-threatening conditions at selected maternity hospitals in Latin America. Reprod. Health. 2016;13(1): 134-44.

13. Abha S., Chandrashekhar S., Sonal D. Maternal near miss: a valuable contribution in maternal care. J. Obstet. Gynaecol. India. 2016; 66(1): 217-22.

14. Сурина М.Н., Зеленина Е.М., Артымук Н.В. Near miss и материнская смертность в Кемеровской области. Мать и дитя в Кузбассе. 2013; 1: 3-7. [Surina M.N., Zelenina E.M., Artymuk N.V. Near miss and maternal mortality in the Kemerovo region. Mother and child in Kuzbass. 2013; 1: 3-7. (in Russian)]

15. Кукарская И.И. Мониторинг near miss: делимся. StatusPraesens. Гинекология, акушерство, бесплодный брак. 2014; 4: 9-17. [Kukarskaya I.I. Monitoring near miss: we share. StatusPraesens. Gynecology, obstetrics, barren marriage. 2014; 4: 9-17. (in Russian)]

16. Белокриницкая Т.Е., Иозефсон С.А., Лига В.Ф., Анохова Л.И., Белозерцева Е.П., Хавень Т.В., Голыгин Е.В. Аудит случаев near miss в Забайкальском крае в 2014 году. Забайкальский медицинский вестник. 2015; 2: 137-41. [Belokrinitskaya T.E., Iosefson S.A., Liga V.F., Anokhova L.I., Belozertseva E.P., Khaven T.V., Golygin E.V. Audit of cases near miss in the Trans-Baikal Territory in 2014. Transbaikal Medical Journal 2015; 2: 137-141. (in Russian)]

17. Victora C.G., Requejo J.H., Barros A.J., Berman P. Countdown to 2015: a decade of tracking progress for maternal, newborn, and child survival. Lancet. 2016; 387(10032): 2049-59.

18. Black R.E., Allen L.H., Bhutta Z.A., Caulfield L.E., de Onis M., Ezzati M.; Maternal and Child Undernutrition Study Group. Maternal and child undernutrition: global and regional exposures and health consequences. Lancet. 2008; 371(9608): 243-60.

19. Clark S.L., Belfort M.A., Hankins G.D., Meyers J.A., Houser F.M. Variation in the rates of operative delivery in the United States. Am. J. Obstet. Gynecol. 2007; 196(6): 526. e1-5.

20. Отчет Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН по проблемам ожирения за 2013 год, Рим. 2013. 100с. [Report of the Food and Agriculture Organization of the United Nations on Obesity for 2013. Rome. 2013. 100p. (in Russian)]

21. Население России 2014. Двадцать второй ежегодный демографический доклад. Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики». М.: Издательский дом Высшей школы экономики; 2016. 357с. [Twenty-second annual demographic report. Nat. Issled. University Higher School of Economics. Moscow: Izd. House of the Higher School of Economics, 2016. 357 p. (in Russian)]

22. Hitti J., Nugent R., Boutain D., Gardella C., Hillier S.L., Eschenbach D.A. Racial disparity in risk of preterm birth associated with lowe genital tract infection. Paediatr. Perinat. Epidemiol. 2007; 21(4): 330-7.

23. French J.I., McGregor J.A., Parker R. Readily treatable reproductive tract infections and preterm birth among black women. Am. J. Obstet. Gynecol. 2006; 194(6): 1717-26.

24. Материнская смертность в Российской Федерации: анализ официальных данных и результатов конфиденциального аудита в 2013 году. Методическое письмо МЗ РФ от 02.10.2014 года № 15 – 4/10/2 – 7509. [Maternal mortality in the Russian Federation: analysis of official data and results of confidential audit in 2013 (methodical letter). The Ministry of Health of the Russian Federation from 02.10.2014 № 15 - 4/10/2 - 7509. (in Russian)]

25. Шехтман М.М. Руководство по экстрагенитальной патологии у беременных. 3-е изд. М.: Триада-Х; 2005. 816с. [Shekhtman M.M. Manual on extragenital pathology in pregnant women. The third edition. Moscow: Triada-X; 2005. 816 p. (in Russian)]

26. Крюкова Н.И. Оптимизация ведения беременности и родов у женщин старшего репродуктивного возраста: дисс. … канд. мед. наук. Уфа; 2014. [Kryukova N.I. Optimization of management of pregnancy and childbirth in women of older reproductive age. Thesis ... Candidate of Medical Sciences. Ufa; 2014. (in Russian)]

27. Тимошина И.В., Комиссарова Л.М., Тимофеева Л.А., Ильясова Н.А., Бурлев В.А., Ходжаева З.С. Клинические особенности течения и исходов беременности у женщин с ожирением и чрезмерным увеличением массы тела во время беременности. Акушерство и гинекология. 2015; 12: 57-63. [Timoshina I.V., Komissarova L.M., Timofeeva L.A., Ilyasova N.A., Burlev V.A., Khodzhaeva Z.S. Clinical features of pregnancy course and outcomes in women with obesity and excessive weight gain during pregnancy. Akusherstvo i ginekologiya/Obstetrics and Gynecology. 2015; (12): 57-63. (in Russian)]

28. Скрябина В.В. Особенности клинических проявлений инфекционно-воспалительного процесса у женщин с неосложненным и осложненным течением беременности. Гинекология. 2013; 15(1): 8-12. [Scriabina V.V. Features of clinical manifestations of infectious and inflammatory process in women with uncomplicated and complicated course of pregnancy. Ginekologiya. 2013; 15(1): 8-12. (in Russian)]

29. Zwart J.J., Richters J.M., Ory F., de Vries J.I., Bloemenkamp K.W., van Roosmalen J. Severe maternal morbidity during pregnancy, delivery and puerperium in the Netherlands: a nationwide population-based study of 371,000 pregnancies. BJOG. 2008; 115(7): 842-50.

30. Курцер М.А., Полунина Н.В., Кутакова Ю.Ю., Черепнина А.Л., Чемезов А.С. Медико-социальные аспекты материнской смертности. Вестник Волгоградского государственного медицинского университета. 2013; 3: 103-5. [Kurtser M.A., Polunina N.V., Kutakova Yu.Yu., Cherepnina A.L., Chemezov A.S. Medico-social aspects of maternal mortality. Bulletin of the Volgograd State Medical University. 2013; 3: 103-106. (in Russian)]

31. Шах Игбал, Сэи Лейл. Материнская смертность и охрана материнского здоровья с 1999 по 2005 г.: неравномерные, но значимые достижения. Проблемы репродуктивного здоровья. 2007; 15(30): 19-30. [Shah Igbal, Sei Lail. Maternal mortality and maternal health from 1999 to 2005: uneven but significant achievements. Probl. Repro. Health; 2007; 15(30): 19-30. (in Russian)]

32. Кукарская И.И., Ербактанова Т.А., Швечкова М.В. Оценка эффективности региональной модели перинатальной помощи с позиции профилактики материнской смертности. Медицинская наука и образование Урала. 2011; 3: 110-2. [Kukarskaya I.I., Erbaktanova T.A., Shvechkova M.V. Evaluation of the effectiveness of the regional model of perinatal care from the standpoint of preventing maternal mortality. Medical science and education of the Urals. 2011; 3: 110-2. (in Russian)]

33. Ступак В.С. Материнская смертность в Хабаровском крае: анализ структуры и пути снижения. Дальневосточный медицинский журнал. 2013; 1: 50-3. [Stupak V.S. Maternal mortality in the Khabarovsk Territory: analysis of the structure and ways of reducing. Far Eastern Medical Journal. 2013; 1: 50-3. (in Russian)]

34. Рейтинг регионов РФ по качеству жизни-2015. «Рейтинговое агентство РИА Рейтинг» г. Москва. Available at: www.riarating.ru [Rating of regions of the Russian Federation for the quality of life – 2015. OOO “Rating Agency RIA Rating” Moscow. www.riarating.ru. (in Russian)]

35. Государственный доклад «О состоянии санитарно-эпидемиологического благополучия населения в Ханты-Мансийском автономном округе-Югре в 2014 году». Ханты-Мансийск; 2015. [Report on the state of health of the population of the Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Ugra in 2014. Khanty-Mansiysk; 2015. (in Russian)]

36. Rubin L., Belmaker I., Somekh E., Urkin J., Rudolf M., Honovich M. et al. Maternal and child health in Israel: building lives. Lancet. 2017; 389(10088): 2514-30.

37. Курочка М.П. Анализ факторов риска преэклампсии и эклампсии в случаях материнских смертей. Саратовский научно-медицинский журнал. 2013; 9(2): 230-4. [Kurochka M.P. Analysis of risk factors for preeclampsia and eclampsia in cases of maternal deaths. Saratov Journal of Medical Scientific Research. 2013; 9(2): 230-4. (in Russian)]

38. Auger N., Luo Z.C., Nuyt A.M., Kaufman J.S., Naimi A.I., Platt R.W., Fraser W.D. Secular trends in preeclampsia incidence and outcomes in a large Canada database: A longitudinal study over 24 years. Can. J. Cardiol. 2016; 32(8): 987. e15-23.

39. Hehir M.P., Ananth C.V., Wright J.D., Siddiq Z., D’Alton M.E., Friedman A.M. Severe maternal morbidity and comorbid risk in hospitals performing < 1000 deliveries per year. Am. J. Obstet. Gynecol. 2017; 216(2):179. e1-179. e12.

40. Norhayati M.N., Hazlina N.H., Aniza A.A. Functional status of women with and without severe maternal morbidity: A prospective cohort study. Women Birth. 2016; 29(5): 443-9.

41. Кулаков В.И., Серов В.Н., Абубакирова А.М., Федорова Т.А. Интенсивная терапия в акушерстве и гинекологии (эфферентные методы). М.: МИА; 1998. 206с. [Kulakov V.I., Serov V.N., Abubakirova A.M., Fedorova Т.А. Intensive therapy in obstetrics and gynecology (efferent methods) Intensive therapy in obstetrics and gynecology (efferent methods). Moscow: MIA; 1998. 206p. (in Russian)]

42. Белокриницкая Т.Е., Лига В.Ф., Трубицына А.Ю., Тарбаева Д.А. Медикаментозная профилактика гриппа у беременных. Вопросы гинекологии, акушерства и перинатологии. 2012; 11(4): 31-6. [Belokrinitskaya T.E., Liga V.F., Trubitsyna A.Yu., Tarbaeva D.A. Medicamental prophylaxis of influenza in pregnant women. Voprosy ginekologii, akusherstva i perinatologii. 2012; 11(4): 31-6. (in Russian)]

43. Прокопенко Е.И., Никольская И.Г. Улучшение перинатальных исходов на фоне применения антиагрегантов и гепарина при хронической болезни почек разных стадий. Эффективная фармакотерапия. 2015; 25: 4-12. [Prokopenko E.I., Nikolskaya I.G. Improvement of perinatal outcomes against the background of the use of antiplatelet agents and heparin in chronic kidney disease of different stages. Effektivnaya farmakoterapiya. 2015; 25: 4-12. (in Russian)]

44. Лебеденко Е.Ю. Резервы снижения материнской смертности на современном этапе: автореф. дисс. … д-ра мед. наук. Ростов-на-Дону; 2010. [Lebedenko E.Yu. Reserves for reducing maternal mortality at the present stage. The author’s abstract of the dissertation ... the doctor of medical sciences. Rostov-on-Don; 2010. (in Russian)]

45. Zuckerwise L.C., Lipkind H.S. Maternal early warning systems - Towards reducing preventable maternal mortality and severe maternal morbidity through improved clinical surveillance and responsiveness. Semin. Perinatol. 2017; 41(3): 161-5.

46. Witteveen T., de Koning I., Bezstarosti H., van den Akker T., van Roosmalen J., Bloemenkamp K. Validating the WHO Maternal Near Miss Tool in a high-income country. Acta Obstet. Gynecol. Scand. 2016; 95(1):106-11.

47. Singh A., Guleria K., Vaid N.B., Jain S. Evaluation of maternal early obstetric warning system (MEOWS chart) as a predictor of obstetric morbidity: a prospective observational study. Eur. J. Obstet. Gynecol. Reprod. Biol. 2016; 207: 11-7.

Received 23.01.2018

Accepted 02.03.2018

About the Authors

Padrul, Mikhail M., MD, professor, head of Department of Obstetrics and Gynecology, Academician E.A. Vagner Perm State Medical University,
Ministry of Health of Russia. 614000, Russia, Perm, Petropavlovskaya str. 28. E-mail: m-padrul@mail.ru
Skryabina, Valeria V., PhD, Associate Professor of the Department of Obstetrics and Gynecology, Academician E.A. Vagner Perm State Medical University,
Ministry of Health of Russia. 614000, Russia, Perm, Petropavlovskaya str. 28. E-mail: skryabina-vv@mail.ru
Berseneva, Svetlana N., obstetrician gynecologist, Perm Regional Clinical Hospital. 614000, Russia, Perm, Kosmonavtov Highway str. 181a. E-mail: bers.s2014@yandex.ru

For citations: Padrul M.M., Skryabina V.V., Berseneva S.N. Adverse maternal outcomes: analysis of the definitions and rates of maternal mortality and maternal near miss: What do the figures tell us? Akusherstvo i Ginekologiya/Obstetrics and Gynecology. 2018; (10): 12-9. (in Russian)
https://dx.doi.org/10.18565/aig.2018.10.12-19

Similar Articles

By continuing to use our site, you consent to the processing of cookies that ensure the proper functioning of the site.