Current possibilities of nonhormonal ovarian function activation with low ovarian reserve

Dubinskaya E.D., Gasparov A.S., Krylova N.M., Dmitrieva N.V., Alyoshkina E.V., Ryazanova I.A.

RUDN University, Moscow, Russia
Patients with low ovarian reserve occupy a significant place in the pattern of an infertile marriage. Ovarian reserve is a clinical phenomenon caused by age, genetics, autoimmune mechanisms, and environmental factors. This term is used to describe the reproductive potential and to predict a response to controlled ovulation stimulation in assisted reproductive technology programs. According to a variety of data, the prevalence of low ovarian reserve varies from 5.6 to 35.1%. To date, little is known about the causes of diminished ovarian reserve and its risk factors except the iatrogenic factors associated with surgical intervention. From the clinical point of view, the low ovarian reserve group includes female patients with a poor ovarian response, those with premature ovarian failure, and late reproductive-aged women. Current strategies for controlled ovarian stimulation focus on growing follicles; in this case, dormant primordial follicles cannot be activated by the currently known stimulation protocols. The most successful outcome in patients with a poor response or ovarian insufficiency is pregnancy achieved using donor oocytes, but a large majority of the women think badly of these programs and are looking for alternative solutions. The literature review presents an update on the possibilities, features, and side effects of technologies for nonhormonal ovarian function activation with low ovarian reserve: autologous intraovarian platelet rich plasma (PRP) therapy, stem cell injections, and surgical ovarian activation.
Conclusion: Heterogeneity in study designs and data analysis does not yet allow the effectiveness of the technologies under consideration to be evaluated. For none of them, the exact mechanisms of action are still unknown. However, in our opinion, intraovarian PRP injection is the safest and most effective therapy. At the same time, the features of the technology and its effectiveness in various patient cohorts require further careful study.

Keywords

infertility
low ovarian reserve
premature ovarian failure
poor response
late reproductive age
nonhormonal ovarian function stimulation
PRP therapy

На сегодняшний день проблема бесплодия остается одной из самых актуальных проблем медицины во всем мире и встречается с частотой от 9 до 18% в различных странах [1]. Увеличение частоты выявления бесплодных браков влияет не только на медицинскую сферу, но также на социальную и экономическую сферы государства [2]. Определенное место в структуре бесплодного брака занимают пациентки с низким овариальным резервом; при этом распространенность этой патологии по разным данным варьирует от 5,6 до 35,1% [3].

Овариальный резерв – клинический феномен, обусловленный возрастом, генетикой, аутоиммунными механизмами и факторами окружающей среды. Этот термин используется для описания репродуктивного потенциала и прогнозирования ответа при контролируемой стимуляции овуляции в программах вспомогательных репродуктивных технологий. В соответствии с существующей концепцией возможно развитие трех вариантов сценариев: физиологическое снижение овариального резерва с возрастом, пренатально запрограммированный низкий резерв или снижение овариального резерва в период постнатального развития, связанное с факторами внешнего воздействия или особенностями питания [4]. С клинической точки зрения в эту группу с низким овариальным резервом включены: пациентки с «бедным» овариальным ответом, с преждевременной недостаточностью яичников (ПНЯ) и женщины в позднем репродуктивном возрасте.

Снижение овариального резерва может быть связано с рядом патофизиологических механизмов. Так, одним из них на сегодняшний день признан механизм активации апоптоза в клетках гранулезы. Однако, пока до конца непонятно, есть ли прямая связь между активностью этого процесса и качеством ооцитов [5, 6].

Вторым активно обсуждаемым механизмом снижения функции яичников является дегенеративный феномен, способствующий коллапсу овариального окружения, а также разрыву молекулярной сети, контролирующей васкуляризацию [7]. Недавними исследованиями показано также, что митохондриальная функция также достоверно ассоциирована со «старением» ооцитов и снижением фертильности [8].

На сегодняшний день наиболее успешным является достижение беременности у пациенток с «бедным ответом» или яичниковой недостаточностью при помощи донорских ооцитов; но значительное большинство женщин отрицательно относятся к проведению данных программ и ищут альтернативные решения, несмотря на низкие шансы беременности при попытках использовать собственные ооциты [9].

Наиболее часто используемыми протоколами и средствами в случае «бедного» овариального ответа на сегодняшний день являются: протокол с аналогами гонадотропин рилизинг гормона; андрогены; гормоны роста; естественный цикл или модифицированный естественный цикл; высокие дозы гонадотропинов; глюкокортикоиды; коэнзим Q-10; акупунктура [9].

Текущие стратегии контролируемой стимуляции яичников фокусируют свое воздействие на растущих фолликулах; при этом «дремлющие» примордиальные фолликулы не могут быть активированы известными на сегодняшний день протоколами стимуляции [10].

Исследованиями последних лет показано, что рост фолликулов может быть активирован посредством восстановления адекватного овариального окружения [11]. Подобное воздействие возможно при использовании стволовых клеток, изолированных факторов роста и обогащенной тромбоцитами аутоплазмы (PRP).

Целью настоящего обзора явилась оценка современных возможностей, эффективности и побочных эффектов различных технологий негормональной стимуляции яичников при низком овариальном резерве.

Интраовариальная PRP-терапия (аутоплазмотерапия)

В настоящее время во многих отраслях медицины все чаще используется PRP-терапия. Доказаны противовоспалительный, анальгезирующий и регенерирующий эффекты, а также описаны механизмы стимуляции пролиферации клеток [12].

Обогащенная тромбоцитами плазма (PRP) – это плазма, содержащая тромбоциты в большем количестве, чем в ней содержится в норме. В норме в крови содержится 150 000–400 000/мкл. тромбоцитов, а их концентрация в обогащенной плазме составляет более 1 000 000 /мкл. Применение PRP-терапии позволяет запустить и доставить в пораженную зону факторы роста, способствующие регенерации тканей [13].

Тромбоциты продуцируются мегакариоцитами костного мозга, которые после созревания мигрируют к эндотелиальному барьеру и высвобождают в кровоток предшественники, которые, в свою очередь, будут генерировать тромбоциты. В составе тромбоцитов имеется плазматическая мембрана, в которой содержится большая сеть рецепторов, способствующих запуску внутриклеточных механизмов, позволяющих тромбоцитам выполнять свои многочисленные функции [14].

Основными такими рецепторами являются рецепторы гликопротеина Ib и гликопротеина VI. Их роль заключается в связывании с фактором Виллебранда и коллагеном, благодаря чему происходят конформационные изменения в тромбоцитах и позволяют им связываться с фибриногеном, тканями и другими тромбоцитами, чтобы сформировать тромб. Кроме того, эта активация тромбоцитов также вызывает высвобождение их внутреннего содержимого, что необходимо для регенеративного эффекта при применении PRP [15].

Внутри тромбоцитов содержатся различные гранулы. Это плотные гранулы, α-гранулы и лизосомы. α-гранулы характеризуются более высоким содержанием активных биомолекул, связанных с восстановлением тканей. Были идентифицированы сотни таких молекул, в том числе, адгезивные белки, фибринолитические и коагуляционные факторы, антимикробные молекулы, цитокины и факторы роста. Именно цитокины и факторы роста участвуют в процессах репарации и регенерации тканей, таких, как ангиогенез, хемотаксис, миграция или пролиферация клеток [15].

На сегодняшний день описано более 30 факторов роста, содержащихся в α-гранулах тромбоцитов. Основными факторами роста являются:

  • PDGF (platelet-derived growth factor) – тромбоцитарный фактор роста, отвечает за активацию миграции и пролиферации мультипотентных мезенхимальных стромальных клеток, фибробластов, гладкомышечных клеток, остеобластов, активацию миграции моноцитов, макрофагов, нейтрофилов, активацию макрофагов.
  • TGF-β1 (transforming growth factor-beta1) – трансформирующий фактор роста, индуцирует синтез межклеточного матрикса, регулирует пролиферацию кератиноцитов и стимуляцию продукции коллагена.
  • VEGF (vascular endothelial growth factor) – фактор роста эндотелия сосудов, стимулирует пролиферацию эндотелиальных клеток и ангиогенез, лимфоангиогенез, повышает проницаемость сосудистой стенки.
  • EGF (epidermal growth factor) – эпидермальный фактор роста, стимулирует миграцию кератиноцитов, пролиферацию эпителиальных, мезенхимных клеток и фибробластов, миграцию и пролиферацию эндотелиальных клеток и ангиогенез, регулирует продукцию коллагеназ.
  • FGF (fibroblast growth factor) – фактор роста фибробластов, индуцирует пролиферацию фибробластов, стимулирует рост эндотелиальных клеток, стимулирует ангиогенез.
  • IGF (insulin-like growth factor) – инсулиноподобный фактор роста, стимулирует пролиферацию фибробластов, синтез коллагена и других компонентов межклеточного матрикса (хондроитины, гиалуронаты) [16, 17].

Такое значительное содержание факторов роста играет ведущую роль в процессах восстановления и регенерации тканей. Плазматические белки крови (фибрин, фибронектин, витронектин и др.) служат в качестве каркаса при регенерации соединительной ткани и миграции эпителиальных клеток [18].

Активация тромбоцитов вызывает высвобождение их гранул, связанных с восстановлением тканей, во внеклеточную среду, где они присоединяются к циркулирующим биомолекулам в плазме. В течение 10 минут тромбоциты производят около 70% факторов роста, а в течение первого часа происходит практически полное их высвобождение. В дальнейшем около 7 дней продолжается синтез дополнительного количества факторов роста [18].

Таким образом, PRP – это множество биомолекул плазмы и тромбоцитов, которые выполняют различные функции, такие как: коагуляция, регулирование гемостаза, воспаление, регенерация тканей, защита от микроорганизмов, а также другие биологические процессы. Но стоит отметить, что весь этот терапевтический эффект во многом зависит от состава, который в свою очередь может варьировать в зависимости от способа получения плазмы.

Активация тромбоцитов осуществляется несколькими путями: экзогенным и эндогенным. Экзогенный путь активации включает в себя физические методы (например, замораживание и оттаивание плазмы), механическое воздействие (вибрация), химические методы (добавление тромбина или хлорида кальция). Эндогенный путь активации подразумевает введение PRP без какой-либо предварительной активации и заключается в физиологической активации тромбоцитов внутри организма [19].

Таким образом, PRP может быть использована в качестве инъекций сразу после активации или в качестве фибриновой мембраны-сгустка через несколько минут после добавления активатора. В этом случае и благодаря своей консистенции эта композиция может быть использована в качестве биологического и аутологичного каркаса при хирургических вмешательствах, способствующих репарации тканей [20].

До настоящего времени механизмы воздействия плазмы на яичниковую ткань остаются неизвестными. По данным ряда авторов, введение PRP достоверно увеличивает перфузию яичниковой ткани за счет повышения количества сосудистого эндотелиального фактора роста [21].

Экспериментальными исследованиями на животных показано, что введение PRP в яичники достоверно активирует фолликулярный рост и снижает интенсивность апоптоза [22].

На сегодняшний день метод интраовариальной аутоплазмотерапии является достаточно новым, и в литературе представлен всего один крупный метаанализ, посвященный обзору этих исследований [23]. Согласно проведенному анализу, лишь 4 исследования, представленные в базе данных PubMed, могут заслуживать внимания: 3 их них – квази-экспериментальные, 1 – нерандомизирован­ное клиническое исследование. Результаты работ, на наш взгляд, сравнить достаточно сложно, поскольку технология применялась в разных возрастных группах пациенток, в том числе, у женщин в пре- и постменопаузе. Более того, были использованы различные протоколы подготовки плазмы, а также варианты и кратность ее введения.

Нами также продемонстрирована эффективность методики интраовариальной аутоплазмотерпии в определенной когорте пациенток с низким овариальным резервом и «бедным» ответом в программах экстракорпорального оплодотворения (ЭКО), которым ранее предлагалась донация ооцитов: положительное влияние интраовариального введения PRP на функциональное состояние яичников (достоверное снижение ФСГ через 2 месяца после инъекции, повышение эстрадиола через 1 месяц, увеличение количества антральных фолликулов через 2–3 месяца). Подобные изменения позволили включить пациенток в программы контролируемой индукции овуляции с получением ооцитов соответствующего качества (M II): 73,9% в группе до 35 лет и 43,8% – после 35 лет (р=0,032) [24].

Неоспоримыми преимуществами данной технологии, безусловно, является тот факт, что вводимая плазма является аутологичным продуктом, что минимизирует вероятность побочных эффектов в сравнении с потенциальным использованием гетерологичных образцов. Показано также, что введение плазмы обладает значительным положительным anti-age эффектом [24]. Однако, на сегодняшний день не существует стандартизации проведения этой процедуры, что, по-видимому, и объясняет гетерогенность получаемых результатов. Ряд данных свидетельствует о том, что концентрация PRP является ключевым фактором клеточной пролиферации и дифференцировки мезенхимальных клеток. Однако, персонифицированный подход к ведению таких пациенток, включающий оценку корректируемой патологии в случаях низкого овариального резерва, отсутствует. Также остаются неясными механизмы воздействия, кратность введения, необходимый объем вводимого вещества, а также максимальное количество возможных потенциальных инъекций [25].

Трансплантация стволовых клеток

Терапия стволовыми клетками в последние два десятилетия активно используется в ключе регенеративной медицины. Термин «стволовые клетки» используется для описания широкого спектра недифференцированных клеток человека, обладающих способностью к самообновлению, пролиферации и дифференцировке в различные органы и тканеспецифичные типы клеток. В гинекологии на сегодняшний день стволовые клетки применяются, как для регенерации эндометрия при синдроме Ашермана, так и для активации функции яичников при сниженном овариальном резерве [26, 27].

Основное количество исследований сфокусировано на использовании мультипотентных клеток и, особенно, мезенхимальных стволовых клеток, в качестве терапевтического инструмента лечения ПНЯ. Их особенные свойства включают недифференцированность, пролиферацию и способность к самообновлению. Более того, уникальный профиль мультипотентных клеток снижает опухолевые риски и повышает выживаемость стволовых клеток в организме, что способствует более эффективному и надежному лечению [28]. Кроме того, мультипотентные клетки способны модулировать иммунный ответ, а также обладают высокими противовоспалительными свойствами, продуцируя противовоспалительные цитокины, включающие семейство интерлейкинов, фактор некроза опухоли и интерферон γ. Более того, рядом исследований продемонстрировано антиапоптотическое свойство стволовых клеток, стимулирующее тканевую регенерацию [29]. Интересно, что яичники обладают способностью «привлекать» некоторые типы недифференцированных клеток из других органов и тканей, особенно, из костного мозга. Эти клетки мигрируют в яичники, активируя фолликулогенез посредством секреции ряда факторов роста и гормонов, регулирующих овариальную функцию [30].

​Технология использования стволовых клеток была впервые описана 25 лет назад Sanders et al., который опубликовал ретроспективное исследование, демонстрирующее наступление самостоятельной беременности у пациенток с ПНЯ после трансплантации костного мозга [31]. Однако и на сегодняшний день эта процедура является экспериментальной. Несмотря на то, что стволовые клетки характеризуются низким иммунологическим профилем, аллогенная трансплантация может приводить к серьезным осложнениям [32]. На сегодняшний день описано 2 варианта введения стволовых клеток в яичники: субкортикальные инъекции при лапароскопии и введение в яичниковую артерию под контролем ультразвука; при этом оба метода признаны одинаково эффективными [33].

Наиболее опасным осложнением использования стволовых клеток являются риски злокачественной трансформации и метастазирования [34]. Именно поэтому, учитывая отсутствие данных о необходимом количестве и кратности введения, достаточно сложно достичь баланса между эффективностью и безопасностью.

Активация in vitro

​Фолликулогенез человека – это сложный процесс, который регулируется гормонами, паракринными и аутокринными факторами происхождения ооцитов и гранулезных клеток. Из большого количества примордиальных фолликулов, располагающихся в яичнике, только некоторые инициируют рост, развиваясь до первичной стадии под контролем серин/треонинкиназы через два сигнальных пути: протеинкиназу В (Akt) и механическую мишень рапамицина (mTOR) у млекопитающих [35]. Путь Akt, или фосфоинозитид-3-киназа (PI3K)-Akt, является сигнальным трансдукционным путем, который способствует выживанию, росту и пролиферации в ответ на ооцитарные и гранулезоклеточные производные факторы. После активации примордиальные фолликулы начинают расти и переходят на первичную и вторичную стадии развития под влиянием паракринных факторов, а затем фолликулостимулирующего гормона [36].

Напротив, сдерживание роста преантральных фолликулов осуществляется ингибирующим сигнальным путем Hippo, что способствует повышению концентрации факторов роста CCN и ингибиторов апоптоза BRСA1,7, способных стимулировать рост фолликулов [37]. Поддержание и сохранение адекватного овариального резерва зависит от баланса между активирующими и ингибирующими факторами.

Экспериментальные литературные данные позволяют предположить, что не только внешние стимулы, но и сами ооциты в значительной степени управляют передачей сигналов, регулирующих набор и скорость роста фолликулов. В течение почти 100 лет было известно, что повреждение яичников может способствовать фолликулярному росту; однако только в настоящее время появилось убедительное научное обоснование указанного положения. Пионерами создания нового понимания раннего фолликулогенеза являются ученые Стенфордского университета во главе с A. Hsueh. Исследователи показали, что сигнальный путь Hippo ограничивает, а CNN факторы роста стимулируют преантральный фолликулярный рост [38].

Hippo является ведущим эволюционным сигнальным путем, контролирующим размеры органа во всех многоклеточных организмах, ингибирует пролиферацию клеток и стимулирует апоптоз (определяет дальнейшее развитие стволовых/прогениторных клеток). Сигнализация состоит из нескольких негативных регуляторов роста, действующих на каскад серин/треонинкиназы, в конечном итоге фосфорилирует и инактивирует ключевые транскрипционные коактиваторы YAP и TAZ (эффекторы Hippo-супрессорного пути, обладающие пролиферативной и онкогенной активностью). После активации и выхода из состояния покоя локальные сигналы Hippo определяют различную траекторию роста фолликулов, связанную с этим разную продолжительность их жизни (23–90 дней). Таким образом, негормональная in vitro активация позволяет воздействовать на hippo-сигнальный путь, позволяющий активировать рост «дремлющих» фолликулов. Было доказано, что нарушение пути Hippo (которое происходит при фрагментации ткани яичников) в сочетании со стимуляцией Akt путем применения ингибиторов фосфатазы и гомологов тенсина (PTEN) и/или стимуляторов PI3K, действительно способствует росту преантральных фолликулов [38].

Механобиология изучает, как физическое воздействие и изменение механических свойств клеток и тканей регулирует дифференцировку и пролиферацию, влияя на клеточную биохимию и экспрессию генов [39]. Механотрансдукция – процесс, посредством которого клетка реагирует и отвечает на механические сигналы посредством изменения состояния экстрацеллюлярного матрикса. Hippo-сигнальный путь является основой механотранс­дукции [40].

В 2013 г. было введено понятие «активация in vitro» (IVA) для лечения пациенток с ПНЯ, планирующих беременность. Сутью этой процедуры является аутотрансплантация фрагментированного коркового вещества яичника [41]. В исследованиях описаны два варианта IVA:

  1. Drug-free – только фрагментация и имплантация ткани яичника, что приводит к прерыванию внутриклеточного сигнального Hippo-пути, повышению экспрессии факторов роста и ингибиторов апоптоза;
  2. Обработка яичниковой ткани активаторами AKT-пути PI3K стимуляторов и PTEN ингибиторов (с добавлением их к фрагментам в лаборатории [42]. В этом случаев требуется два лапароскопических вмешательства и есть риски повреждающего эффекта используемых субстанций [43].

В России технология хирургической активации яичников апробирована и предложена академиком Адамян Л.В. [44].

В международной литературе к 2020 г. представлены лишь 2 неконтролируемых клинических исследования эффективности drug-free IVA, включающих 11 [45] и 14 пациенток [46]. Суммируя полученные в ходе двух исследований данные, 9/25 пациенток с ПНЯ забеременели после переноса эмбрионов (соответственно, PR 36,0%). Однако, на наш взгляд, небольшое количество пациенток, включенных в неконтролируемый клинический эксперимент, пока не позволяет делать определенные выводы. Использование факторов роста в альтернативных технологиях требует подтверждения безопасности их использования.

В отличие от методик активации, описанных выше, основная часть исследований эффективности in vitro хирургической активации посвящена пациенткам с ПНЯ. При этом эффективность предложенной методики не изучена в группах с «бедным» овариальным ответом и у пациенток позднего репродуктивного возраста. Наше мнение совпадает с рядом авторов, считающих, что подобные технологии требуют дальнейших исследований, особенно, в ключе онкогенных рисков [43]. Известно, что повреждения PTEN-PI3K-Akt пути ассоциированы с большим количеством онкологических заболеваний, включающих в том числе, рак яичников и фаллопиевых труб [47, 48].

Заключение

Таким образом, обзор литературных данных позволил выделить три основные обсуждаемые методики негормональной стимуляции функции яичников, исключая способы альтернативной медицины: интраовариальную PRP-терапию, использование стволовых клеток и in vitro хирургическую активацию. Общий принцип воздействия представленных технологий предполагает активацию «дремлющих» примордиальных фолликулов за счет изменения овариального окружения, снижения активности апоптоза, активации микроцирукуляции и усиления hippo-сигнального пути в случае хирургической активации. Ни для одной из обсуждаемых технологий на сегодняшний день неизвестны точные механизмы воздействия. Гетерогенность дизайнов исследований и особенности анализа данных пока не позволяют точно судить об эффективности каждой из них. На наш взгляд, учитывая проведенный подробный анализ литературных данных, наиболее перспективным и, что особенно важно, безопасным, является использование аутологичной плазмы (интраовариальной PRP-терапии). Однако особенности технологии и ее результативность в различных когортах пациенток требуют дальнейшего тщательного изучения.

References

  1. Aghajanova L., Hoffman J., Mok-Lin E., Herndon C.N. Obstetrics and Gynecology Residency and Fertility Needs. Reprod. Sci. 2017; 24(3): 428-34. https://dx.doi.org/10.1177/1933719116657193.
  2. Гаспаров А.С., Дубинская Е.Д., Титов Д.С., Лаптева Н.В. Клиническое значение овариального резерва в реализации репродуктивной функции. Акушерство и гинекология. 2014; 4: 11-6. [Gasparov A.S., Dubinskaya E.D., Titov D.S., Lapteva N.V. Clinical value of the ovarian reserve in reproductive function. Obstetrics and Gynecology. 2014; 4: 11-6. (in Russian)].
  3. Подзолкова Н.М., Шамугия Н.Л., Борисова М.С., Аншина М.Б. Сравнение эффективности различных протоколов овариальной стимуляции у пациенток со сниженным овариальным резервом. Проблемы репродукции. 2019; 25(3): 91-8. [Podzolkova N.M., Shamugia N.L., Borisova M.S., Anshina M.B. Comparison of the effectiveness of various stimulation protocols in patients with reduced ovarian reserve. Russian Journal of Human Reproduction. 2019; 25(3): 91-8. (in Russian)]. https://dx,doi.org/10.17116/repro20192503191.
  4. Tal R., Seifer D.B. Ovarian reserve testing: a user's guide. Am. J. Obstet. Gynecol. 2017; 217(2): 129-40. https://dx.doi.org/10.1016/j.ajog.2017.02.027.
  5. Fan Y., Chang Y., Wei L., Chen J., Li J., Goldsmith S. et al. Apoptosis of mural granulosa cells is increased in women with diminished ovarian reserve. J. Assist. Reprod. Genet. 2019; 36(6): 1225-35. https://dx.doi.org/10.1007/s10815-019-01446-5.
  6. Дубинская Е.Д., Гаспаров А.С., Колесникова С.Н., Холбан И.В., Бабичева И.А. Эпигенетика в клинической гинекологии. Вопросы гинекологии, акушерства и перинатологии. 2021; 20(2): 110-6. [Dubinskaya E.D., Gasparov A.S., Kolesnikova S.N., Kholban I.V., Babicheva I.A. Epigenetics in Clinical Gynecology. Vopr. ginekol. akus. perinatol. (Gynecology, Obstetrics and Perinatology). 2021; 20(2): 110-6. (in Russian)]. https://dx.doi.org/10.20953/1726-1678-2021-2-110-116.
  7. Wang J., Liu W., Yu D., Yang Z., Li S., Sun X. Research progress on the treatment of premature ovarian failure using mesenchymal stem cells: a literature review. Front. Cell. Dev. Biol. 2021; 9: 749822. https://dx.doi.org/10.3389/fcell.2021.749822.
  8. Cozzolino M., Marin D., Sisti G. New frontiers in IVF: mtDNA and autologous germline mitochondrial energy transfer. Reprod. Biol. Endocrinol. 2019; 17(1): 55. https://dx.doi.org/10.1186/s12958-019-0501-z.
  9. Blumenfeld Z. What is the best regimen for ovarian stimulation of poor responders in ART/IVF? Front. Endocrinol. (Lausanne). 2020; 11: 192. https://dx.doi.org/10.3389/fendo.2020.00192.
  10. Fàbregues F., Ferreri J., Méndez M., Calafell J.M., Otero J., Farré R. In Vitro follicular activation and stem cell therapy as a novel treatment strategies in diminished ovarian reserve and primary ovarian insufficiency. Front. Endocrinol. (Lausanne). 2021; 11: 617704. https://dx.doi.org/10.3389/fendo.2020.617704.
  11. Herraiz S., Buigues A., Díaz-García C., Romeu M., Martínez S., Gómez-Seguí I., Simón C. et al. Fertility rescue and ovarian follicle growth promotion by bone marrow stem cell infusion. Ferti.l Steril. 2018; 109(5): 908-18.e2. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2018.01.004.
  12. Jaseem M., Alungal S., Dhiyaneswaran, Shamsudeen J. Effectiveness of autologous PRP therapy in chronic nonhealing ulcer: A 2-year retrospective descriptive study. J. Family Med. Prim. Care. 2020; 9(6): 2818-22. https://dx.doi.org/10.4103/jfmpc.jfmpc_177_20.
  13. Sánchez M., Beitia M., Pompei O., Jorquera C., Sánchez P., Knörr J. et al. Isolation, activation, and mechanism of action of platelet-rich plasma and its applications for joint repair. Submitted: September 9th 2019. Reviewed: November 18th 2019. Published: December 17th 2019. https://dx.doi.org/10.5772/intechopen.90543.
  14. Machlus K.R., Italiano J.E. Jr. The incredible journey: From megakaryocyte development to platelet formation. J. Cell Biol. 2013; 201(6): 785-96. https://dx.doi.org/10.1083/jcb.201304054.
  15. Gremmel T., Frelinger A.L., Michelson A.D. Platelet physiology. Semin. Thromb. Hemost. 2016; 42(3): 191-204. https://dx.doi.org/10.1055/s-0035-1564835.
  16. Kim D.H., Je Y.J., Kim C.D., Lee Y.H., Seo Y.J., Lee J.H., Lee Y. Can platelet-rich plasma be used for skin rejuvenation? Evaluation of effects of platelet-rich plasma on human dermal fibroblast. Ann. Dermatol. 2011; 23(4): 424-31. https://dx.doi.org/10.5021/ad.2011.23.4.424.
  17. Padilla S., Sánchez M., Orive G., Anitua E. Human-based biological and biomimetic autologous therapies for musculoskeletal tissue regeneration. Trends Biotechnol. 2017; 35(3): 192-202. https://dx.doi.org/10.1016/j.tibtech.2016.09.008.
  18. Collins T., Alexander D., Barkatali B. Platelet-rich plasma: a narrative review. EFORT Open Rev. 2021; 6(4): 225-35. https://dx.doi.org/10.1302/2058-5241.6.200017.
  19. Kikuchi N., Yoshioka T., Taniguchi Y., Sugaya H., Arai N., Kanamori A., Yamazaki M. Optimization of leukocyte-poor platelet-rich plasma preparation: a validation study of leukocyte-poor platelet-rich plasma obtained using different preparer, storage, and activation methods. J. Exp. Orthop. 2019; 6(1): 24. https://dx.doi.org/10.1186/s40634-019-0190-8.
  20. Anitua E., Nurden P., Prado R., Nurden A.T., Padilla S. Autologous fibrin scaffolds: When platelet- and plasma-derived biomolecules meet fibrin. Biomaterials. 2019; 192: 440-60. https://dx.doi.org/10.1016/j.biomaterials.2018.11.029.
  21. Bakacak M., Bostanci M.S., İnanc F., Yaylali A., Serin S., Attar R. et al. Protective effect of platelet rich plasma on experimental ischemia/reperfusion injury in rat ovary. Gynecol. Obstet. Invest. 2016; 81(3): 225-31. https://dx.doi.org/10.1159/000440617.
  22. Quintana R., Kopcow L., Sueldo C., Marconi G., Rueda N.G., Barañao R.I. Direct injection of vascular endothelial growth factor into the ovary of mice promotes follicular development. Fertil. Steril. 2004; 82(Suppl. 3): 1101-5. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2004.03.036.
  23. Panda S.R., Sachan S., Hota S. A systematic review evaluating the efficacy of intra-ovarian infusion of autologous platelet-rich plasma in patients with poor ovarian reserve or ovarian insufficiency. Cureus. 2020; 12(12): e12037. https://dx.doi.org/10.7759/cureus.12037.
  24. Дубинская Е.Д., Гаспаров А.С., Дмитриева Н.В., Крылова Н.М. Интраовариальная аутоплазмотерапия у пациенток с низким овариальным резервом. Вопросы гинекологии, акушерства и перинатологии. 2021; 20(6): 72-80. [Dubinskaya E.D., Gasparov A.S., Dmitrieva N.V., Krylova N.M. Intraovarian autoplasmotherapy in patients with low ovarian reserve. Issues of gynecology, obstetrics and perinatology. 2021; 20(6): 72-80. (in Russian)]. https://dx.doi.org/10.20953/1726-1678-2021-6-72-80.
  25. Sfakianoudis K., Rapani A., Grigoriadis S., Retsina D., Maziotis E., Tsioulou P. et al. Novel approaches in addressing ovarian insufficiency in 2019: Are We There Yet? Cell Transplant. 2020; 29: 963689720926154. https://dx.doi.org/10.1177/0963689720926154.
  26. Cervelló I., Gil-Sanchis C., Santamaría X., Cabanillas S., Díaz A., Faus A. et al. Human CD133(+) bone marrow-derived stem cells promote endometrial proliferation in a murine model of Asherman syndrome. Fertil. Steril. 2015; 104(6): 1552-60.e1-3. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2015.08.032.
  27. Herraiz S., Romeu M., Buigues A., Martínez S., Díaz-García C., Gómez-Seguí I. et al. Autologous stem cell ovarian transplantation to increase reproductive potential in patients who are poor responders. Fertil. Steril. 2018; 110(3):496-505.e1. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2018.04.025.
  28. Mirzaei H., Sahebkar A., Sichani L.S., Moridikia A., Nazari S., Sadri Nahand J. et al. Therapeutic application of multipotent stem cells. J. Cell. Physiol. 2018; 233(4): 2815-23. https://dx.doi.org/10.1002/jcp.25990.
  29. Murphy M.B., Moncivais K., Caplan A.I. Mesenchymal stem cells: environmentally responsive therapeutics for regenerative medicine. Exp. Mol. Med. 2013; 45(11): e54. https://dx.doi.org/10.1038/emm.2013.94.
  30. Liu J., Zhang H., Zhang Y., Li N., Wen Y., Cao F. et al. Homing and restorative effects of bone marrow-derived mesenchymal stem cells on cisplatin injured ovaries in rats. Mol. Cells. 2014; 37(12): 865-72. https://dx.doi.org/10.14348/molcells.2014.0145.
  31. Sanders J.E., Hawley J., Levy W., Gooley T., Buckner C.D., Deeg H.J. et al. Pregnancies following high-dose cyclophosphamide with or without high-dose busulfan or total-body irradiation and bone marrow transplantation. Blood. 1996; 87(7): 3045-52.
  32. He Y., Chen D., Yang L., Hou Q., Ma H., Xu X. The therapeutic potential of bone marrow mesenchymal stem cells in premature ovarian failure. Stem Cell Res. Ther. 2018; 9(1): 263. https://dx.doi.org/10.1186/s13287-018-1008-9.
  33. Sfakianoudis K., Simopoulou M., Nitsos N., Rapani A., Pappas A., Pantou A. et al. Autologous platelet-rich plasma treatment enables pregnancy for a woman in premature menopause. J. Clin. Med. 2018; 8(1): 1. https://dx.doi.org/10.3390/jcm8010001.
  34. Yoon S.Y. Mesenchymal stem cells for restoration of ovarian function. Clin. Exp. Reprod. Med. 2019; 46(1): 1-7. https://dx.doi.org/10.5653/cerm.2019.46.1.1.
  35. Lee H.N., Chang E.M. Primordial follicle activation as new treatment for primary ovarian insufficiency. Clin. Exp. Reprod. Med. 2019; 46(2): 43-9. https://dx.doi.org/10.5653/cerm.2019.46.2.43.
  36. Hsueh A.J., Kawamura K., Cheng Y., Fauser B.C. Intraovarian control of early folliculogenesis. Endocr. Rev. 2015; 36(1):1-24. https://dx.doi.org/10.1210/er.2014-1020.
  37. Dolmans M.M., Cordier F., Amorim C.A., Donnez J., Vander Linden C. In vitro activation prior to transplantation of human ovarian tissue: Is it truly effective? Front. Endocrinol. (Lausanne). 2019; 10: 520. https://dx.doi.org/10.3389/fendo.2019.00520.
  38. Hsueh A.J.W., Kawamura K. Hippo signaling disruption and ovarian follicle activation in infertile patients. Fertil. Steril. 2020; 114(3): 458-64. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2020.07.031.
  39. Ingber D.E. Tensegrity: the architectural basis of cellular mechanotransduction. Annu. Rev. Physiol. 1997; 59: 575-99. https://dx.doi.org/10.1146/annurev.physiol.59.1.575.
  40. Hergovich A. Mammalian Hippo signalling: a kinase network regulated by protein-protein interactions. Biochem. Soc. Trans. 2012; 40(1): 124-8. https://dx.doi.org/10.1042/BST20110619.
  41. Lunding S.A., Pors S.E., Kristensen S.G., Landersoe S.K., Jeppesen J.V., Flachs E.M. et al. Biopsying, fragmentation and autotransplantation of fresh ovarian cortical tissue in infertile women with diminished ovarian reserve. Hum. Reprod. 2019; 34(10): 1924-36. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/dez152.
  42. Kawamura K., Kawamura N., Hsueh A.J. Activation of dormant follicles: a new treatment for premature ovarian failure? Curr. Opin. Obstet. Gynecol. 2016; 28(3): 217-22. https://dx.doi.org/10.1097/GCO.0000000000000268.
  43. Griesinger G., Fauser B.C.J.M. Drug-free in-vitro activation of ovarian cortex; can it really activate the 'ovarian gold reserve'? Reprod. Biomed. Online. 2020; 40(2):187-9. https://dx.doi.org/10.1016/j.rbmo.2020.01.012.
  44. Адамян Л.В., Дементьева В.О., Асатурова А.В. Новое в репродуктивной хирургии: одноэтапный хирургический метод активации функции яичников. Акушерство и гинекология. 2019; 3: 147-51. [Adamyan L.V., Dementyeva V.O., Asaturova A.V. New technique in reproductive surgery: one-step surgical procedure for ovarian function activation (first clinical observation). Obstetrics and Gynecology. 2019; 3: 147-51. (in Russian)]. https://dx.doi.org/10.18565/aig.2019.3.147-151.
  45. Kawamura K., Ishizuka B., Hsueh A.J.W. Drug-free in-vitro activation of follicles for infertility treatment in poor ovarian response patients with decreased ovarian reserve. Reprod. Biomed. Online. 2020; 40(2): 245-53. https://dx.doi.org/10.1016/j.rbmo.2019.09.007.
  46. Ferreri J., Fàbregues F., Calafell J.M., Solernou R., Borrás A., Saco A. et al. Drug-free in-vitro activation of follicles and fresh tissue autotransplantation as a therapeutic option in patients with primary ovarian insufficiency. Reprod. Biomed. Online. 2020; 40(2): 254-60. https://dx.doi.org/10.1016/j.rbmo.2019.11.009.
  47. Luongo F., Colonna F., Calapà F., Vitale S., Fiori M.E., De Maria R. PTEN tumor-suppressor: the dam of stemness in cancer. Cancers (Basel). 2019; 11(8): 1076. https://dx.doi.org/10.3390/cancers11081076.
  48. Dvorská D., Braný D., Nagy B., Grendár M., Poka R., Soltész B. et al. Aberrant methylation status of tumour suppressor genes in ovarian cancer tissue and paired plasma samples. Int. J. Mol. Sci. 2019; 20(17): 4119. https://dx.doi.org/10.3390/ijms20174119.

Received 21.01.2022

Accepted 25.01.2022

About the Authors

Ekaterina D. Dubinskaya, Dr. Med. Sci., Professor of the Department of Obstetrics and Gynecology with a Course of Perinatology, RUDN University, +7(903)117-55-58,
eka-dubinskaya@yandex.ru, https://orcid.org/0000-0002-8311-0381, 117198, Russia, Moscow, Miklukho-Maklaya str., 8.
Alexander S. Gasparov, Dr. Med. Sci., Professor of the Department of Obstetrics, Gynecology and Reproductive Medicine, Faculty of Continuous Medical Education,
RUDN University, +7(499)450-35-87, 5454444@mail.ru, https://orcid.org/0000-0001-6301-1880, 117198, Russia, Moscow, Miklukho-Maklaya str., 8.
Nadezhda M. Krylova, Assistant at the Department of Obstetrics, Gynecology and Reproductive Medicine, Faculty of Continuing Medical Education, RUDN University, +7(915)421-29-40, Leonad2009@yandex.ru, 117198, Russia, Moscow, Miklukho-Maklaya str., 8.
Natalya V. Dmitrieva, Ph.D., reproductologist at the Clinic "I am healthy", Researcher at the clinical base of the Department of Obstetrics, Gynecology and Reproductive Medicine, RUDN University, +7(903)748-96-26, dmitrieva-doc@yandex.ru, 117198, Russia, Moscow, Miklukho-Maklaya str., 8.
Elizaveta V. Alyoshkina, Assistant of the Department of Obstetrics, Gynecology and Reproductive Medicine, Faculty of Continuing Medical Education, RUDN University, +7(926)768-44-27, alyoshkina.ev@yandex.ru, 117198, Russia, Moscow, Miklukho-Maklaya str., 8.
Irina A. Ryazanova, Assistant of the Department of Obstetrics, Gynecology and Reproductive Medicine, Faculty of Continuing Medical Education, RUDN University, +7(926)417-05-22, irina.ryazanova.doc@yandex.ru, 117198, Russia, Moscow, Miklukho-Maklaya str., 8.

Authors’ contributions: Dubinskaya E.D., Gasparov A.S. – development of the concept and design of the investigation, analysis of the findings, editing; Krylova N.M., Dmitrieva N.V., Alyoshkina E.V., Ryazanova I.A. – data collection, writing the text of the article.
Conflicts of interest: The authors declare that there are no conflicts of interest.
Funding: The investigation has not been sponsored.
For citation: Dubinskaya E.D., Gasparov A.S., Krylova N.M.,
Dmitrieva N.V., Alyoshkina E.V., Ryazanova I.A.
Current possibilities of nonhormonal ovarian function activation with low ovarian reserve.
Akusherstvo i Ginekologiya/Obstetrics and Gynecology. 2022; 2: 37-44 (in Russian)
https://dx.doi.org/10.18565/aig.2022.2.37-44

Similar Articles

By continuing to use our site, you consent to the processing of cookies that ensure the proper functioning of the site.