Vitamin D and metabolic syndrome risk in patients with reproductive dysfunction

Maltseva L.I., Gafarova E.A.

Kazan State Medical Academy, Ministry of Health of Russia, Kazan 420015, Mushtary str. 11, Russia
Objective. To estimate the blood level of 25(OH) D3 and its effect on the development of hormonal and metabolic disorders in women with polycystic ovary syndrome (PCOS) and reproductive dysfunction.
Subject and methods. Forty-five with PCOS and 15 healthy women were examined. Physical examination, assessment of constitutional traits, and estimation of the degree of hirsutism, hormonal background, and carbohydrate metabolic parameters were done. Serum vitamin D metabolite levels were measured by enzyme immunoassay using a 25(OH) D2 and D3 DIA SOURCE kit.
Results. All the women with PCOS were ascertained to have reduced blood 25(OH) D2 and D3 levels. Severe vitamin D deficiency (11.49±2.1 ng/ml) was detected in patients with hyperandrogenic phenotypes of PCOS; moderate deficiency (21.8±3.58 ng/mg) was observed in those without obvious hyperandrogenism. The PCOS women with 25(OH) D2 and D3 deficiency were found to have insulin resistance, hyperinsulinemia, abdominal obesity, and a three-fold increase in anti-Müllerian hormone.
Conclusion. Blood vitamin D deficiency in patients with PCOS is attended by hormonal background changes, hyperandrogenism, and evolving symptoms of metabolic syndrome.

Keywords

OH

Витамин D относится к жирорастворимым витаминам. Витамин D и его активные метаболиты являются структурными единицами гормональной системы, регулирующей не только фосфорно-кальциевый обмен, но и метаболические процессы. Активную роль витамин D играет в функционировании репродуктивной системы. Образующийся в печени метаболит 25 (ОН) D3, обладает выраженной активностью, уровень его в печени стабилен, отражает суммарное поступление витамина D с пищей и образование его в коже и в норме колеблется от 10 до 100 нг/мл. Наиболее активный метаболит витамина D3 – 1,25(ОН)2D3 синтезируется в почках в результате действия фермента 1α-гидроксилазы. Регуляция синтеза 1,25(ОН)2D3 осуществляется паратгормоном. Активирующее влияние на 1α-гидроксилазу оказывают половые стероиды (эстрогены, андрогены) [1]. В последние годы стало известно, что 1,25(ОН)2DЗ подавляет пролиферацию и ускоряет дифференцировку большого количества опухолевых клеток, которые вызывают экспрессию рецепторов к витамину D. В ближайшем будущем можно ожидать применения производных витамина D для моно- и комбинированной терапии многих опухолевых заболеваний (карцинома молочной железы человека, опухоли толстой кишки) [2].

Из года в год растет интерес к витамину D как фактору, влияющему на репродуктивную функцию. Накоплено много данных о снижении содержания витамина D в крови у женщин с различными нарушениями половой системы – синдромом поликистозных яичников (СПКЯ), бесплодием, миомой матки, эндометриозом, синдромом преждевременного истощения яичников, неудачами ЭКО [3]. Так Al-Hendy и соавт. (2015) обнаружили обратную корреляционную зависимость между сниженным уровнем экспрессии рецепторов к витамину D и повышенной экспрессией эстрогеновых рецепторов α и прогестероновых рецепторов А и В. Лечение витамином D приводило к значительному снижению экспрессии эстрогеновых и прогестероновых рецепторов в тканях миомы матки. Экзогенный 1,25(ОН)2DЗ индуцировал рецепторы к витамину D (VDR), что выражалось в повышении количества комплексов ретиноида-х (RXR) и рецептора-α. В данном случае витамин D выступает как активный антагонист рецепторов половых стероидов (эстрогенов и прогестерона) и мощный антиэстрогенный агент для лечения миомы матки [4]. С другой стороны, предполагается, что высокая концентрация кальциферола может быть связана с нарушением отторжения клеток эндометрия, попадающих в брюшную полость через маточные трубы, в результате чего развивается эндометриоз. При мужском бесплодии и низкие (<20> 50 нг/мл) концентрации витамина D в крови негативно влияют на количество сперматозоидов в одном миллилитре спермы, их поступательное движение и морфологию. [5]. Наблюдаются лучшие результаты ЭКО у больных без недостаточности витамина D, что объясняют высокой концентрацией витамина D и его метаболитов в децидуальной ткани человека собранной в 1-м триместре беременности и предполагают его вклад в надлежащее качество имплантации и местного иммунологического предпочтения эмбриона [6]. Рецепторы к витамину D обнаружены практически во всех тканях-мишенях организма. Влияние витамина D на органы половой системы женщины доказывает и тот факт, что экспрессия мРНК рецепторов к витамину D (VDR) определяется в тканях половых органов: в плаценте, миометрии, эндометрии, яичниках, в смешанных клетках яичников и в культурах очищенных клеток гранулезы, что указывает на роль в стероидогенезе половых гормонов. Обнаружено, что плацента человека экспрессирует ген CYP27B1 (кодирует 1α-гидроксилазу) и рецепторы к витамину D (VDR). Viganò и соавт. показали, что эндометрий способен экстраренально синтезировать активную форму витамина D [7] Кроме того, авторы показали, что активная форма гена 1α-гидроксилазы экспрессируется в человеческих стромальных эндометриальных клетках независимо от фазы цикла, но со значительным увеличением в начале беременности в децидуальной оболочке. В ткани яичников 1,25 (OH)2D3 стимулируют продукцию прогестерона на 13%, эстрадиола на 9%, а эстрона на 21%. Исследования, касающиеся обеспеченности витамином D пациенток с СПКЯ, проводятся во многих странах мира и обнаруживают снижение показателя даже там, где есть достаточное количество солнечного света.

Так, M. Irani и соавт. в 2014 г исследовали содержание витамина D в крови у 57 здоровых женщин и 20 больных с СПКЯ и обнаружили снижение уровня витамина D у женщин с СПКЯ менее 20 нг/мл, тогда как у здоровых пациенток уровень витамина D был нормальным и составил в среднем 34,6±2,8 нг/мл. Наличие СПКЯ подтверждалось значительным увеличением количества антимюллерова гормона (АМГ) в крови. Авторы предположили, что витамин D3 улучшает качество фолликулов у женщин с СПКЯ, о чем свидетельствует нормализация аномально повышенных уровней АМГ после проведенной терапии 50000 МЕ витамина D3 один раз в неделю в течение 8 недель (с 5,3±0,6 до 3,9±0,5, р=0,003) [8].

По данным некоторых исследований показана высокая распространенность дефицита 25(ОН) D3 и связь низкого уровня витамина D и метаболических факторов риска, инсулинорезистентности и сниженной чувствительности к инсулину. Однако взаимоотношения между уровнем витамина D, генетическим состоянием его рецептора и частотой метаболического синдрома или отдельных его симптомов остаются противоречивыми. Проведенное исследование показало, что у женщин репродуктивного возраста дефицит витамина D и носительство А-аллеля ApaI полиморфизма его рецептора могут представлять собой неклассические факторы риска развития нарушений метаболизма [9]. Уровни 25 (OH) D3 в 30–45 нг/мл в крови, оптимальные для профилактики многих заболеваний и осложнений беременности, могут быть обеспечены ежедневными дозами от 2000 до 4000 МЕ. Тем не менее, в литературе не нашлось достаточно данных о содержании витамина D в крови у женщин с нарушением репродуктивной функции, проживающих в европейской части Российской Федерации. Все вышесказанное свидетельствует о необходимости дополнительного изучения роли витамина D в функционировании репродуктивной системы у женщин.

Целью нашего исследования стала оценка уровня 25 (OH) D3 в крови и его влияния на развитие гормональных и метаболических нарушений у женщин с СПКЯ и нарушением репродуктивной функции.

Материал и методы исследования

Проведено обследование 45 женщин с нарушениями, характерными для СПКЯ, а именно олиго/аменореей, гиперандрогенией, ультразвуковыми признаками СПКЯ, бесплодием. Всем пациенткам проведено общеклиническое и ультразвуковое исследование, оценка конституциональных особенностей (рост, вес, индекс массы тела (ИМТ), отношение окружности талии к окружности бедер (ОТ/ОБ)), гормонального фона (ФСГ, ЛГ, ЛГ/ФСГ, пролактин, общий тестостерон, андростендион, глобулин связывающий половые гормоны (ГСПГ), АМГ в сыворотке крови). Для исключения патологии щитовидной железы и надпочечниковой гиперандрогении, которые также могут быть причиной нарушения репродуктивной функции, определены тиреотропный гормон, свободный тироксин, свободный трийодтиронин, антитела к тиреопероксидазе, паратгормон, дегидроэпиандростерон сульфат, 17-гидроксипрогестерон методом иммуноферментного анализа (ИФА). Больные с гиперпролактинемией, нарушением функции щитовидной железы и надпочечниковой гиперандрогенией исключались из исследования. Оценку степени гирсутизма проводили с помощью шкалы Ферримана–Галвея. По результатам комплексного исследования определяли фенотип СПКЯ. У всех пациенток исследовали содержание метаболита витамина D в сыворотке крови с помощью набора 25 (OH) D2 и D3 DIA SOURCE методом ИФА. Полученные результаты сравнивали с данными 15 здоровых женщин без нарушения менструальной и репродуктивной функции, которые составили группу сравнения. Математический анализ полученных результатов проводился с использованием стандартного набора функций статистической обработки с помощью пакета программ Exсel MS Office XP и Statistica 6.0.

Результаты исследования и обсуждение

Средний возраст пациенток не превышал 27±3,6 года, возраст менархе 13,42±1,49 года. Соматический анамнез обследованных был отягощен за счет заболеваний желудочно-кишечного тракта у 30% (хронический гастрит, холецистит), хронических заболеваний верхних дыхательных путей (хронический тонзиллит, гайморит, хронический фарингит) у 32% женщин. Хронический цервицит был самым частым сопутствующим гинекологическим заболеванием (15%). Подавляющее большинство больных жаловались на нарушение менструального цикла и отсутствие беременности. Продолжительность менструального цикла колебалась от 28 до 46 дней, в среднем составила 34,4±4 дня. Только у 7 женщин (17,5%) в анамнезе были беременности и нарушение менструальной и репродуктивной функции появились позже.

Анализ содержания витамина D в крови у больных основной группы выявил изменения во всех случаях. Однако степень снижения витамина D была различной. Были выявлены 12 женщин с выраженным дефицитом витамина D, средний уровень которого не превышал 11,49±2,1 нг/мл, они составили 1-ю подгруппу. Средний уровень витамина D у 28 женщин был достоверно выше, чем у пациенток 1-й подгруппы (21,8±3,58 нг/мл), но гораздо ниже нормальных значений (38,2±1,3 нг/мл). Эти пациентки были включены во 2-ю подгруппу. Мы провели сравнительную оценку двух подгрупп больных с разной степенью снижения витамина D. Оказалось, что в зависимости от содержания витамина D в крови женщины отличаются по телосложению, параметрам гормонального фона, метаболическим показателям.

Анализ данных, представленных в табл. 1, показал некоторые отличия между пациентками 1-й и 2-й подгрупп. Сравнительная оценка роста и веса у женщин обеих групп не выявила достоверной разницы. Тем не менее, оказалось, что женщины 1-й подгруппы имеют достоверно более высокий ИМТ (27,98±1,63) и тенденцию к увеличению соотношения ОТ/ОБ (0,81±0,06) по сравнению со здоровыми (ИМТ=21,76±2,3; ОТ/ОБ=0,74±0,04), тогда как у пациенток 2-й подгруппы эти показатели стремятся к нормальным значениям (22,5±2,2 и 0,76±0,03 соответственно). Это свидетельствует о значительном проявлении абдоминального ожирения у больных с выраженным дефицитом витамина D в крови. Связь дефицита витамина D в крови и ИМТ показана и в зарубежных исследованиях [10].

Кроме того, у больных первой группы были обнаружены существенные изменения параметров углеводного обмена (табл. 2).

Как следует из табл. 2, в ходе проведенного по международным стандартам орального глюкозотолерантного теста с 75 г сухой глюкозы достоверных отличий в содержании глюкозы в венозной плазме между группами не установлено. Однако именно в первой подгруппе обнаружены 2 женщины с признаками тяжелого нарушения толерантности к глюкозе (уровень глюкозы через 1 час достигал 13,2 ммоль/л), тогда как во второй подгруппе подобных изменений не было ни у одной больной.

Это свидетельствует о возможной зависимости развития инсулинорезистентности от содержания витамина D в крови у больных с СПКЯ. Именно в первой подгруппе установлена достоверно более значимая гиперинсулинемия. Уровень инсулина был в 2,44 раза выше у женщин с дефицитом витамина D, чем у пациенток 2-й подгруппы. Известно, что повышение уровня инсулина натощак может служить ориентировочным критерием инсулинорезистентности [11]. Кроме того, получена достоверная разница между группами по показателю индекса НОМА, который в первой подгруппе был в 2,6 раза выше, чем во второй. Описанные конституциональные и лабораторные изменения у больных с выраженным дефицитом витамина D в крови свидетельствуют о связи риска развития метаболического синдрома у больных с СПКЯ с дефицитом витамина D, причем чем ниже уровень 25 (OH) D3, тем более выраженные изменения наблюдаются. Подобная зависимость показателей углеводного обмена от количества витамина D в крови описана в литературе [12].

Кроме метаболических изменений у обследованных женщин были выявлены гормональные нарушения, характерные для СПКЯ. Несмотря на сходные клинические проявления и отсутствие достоверной разницы в продолжительности менструального цикла, был отмечен ряд достоверных отличий гормонального фона у больных с дефицитом витамина D (табл. 3).

Так, у больных 1-й подгруппы по сравнению с пациентками второй оказался повышенным индекс ЛГ/ФСГ – 1,83±0,86 против 1,03±0,27, тогда как у здоровых женщин этот показатель не превышал 0,81±0,12 и сопровождался регулярным менструальным циклом. Существенная разница была и в показателях андрогенов. Общий тестостерон в 1-й подгруппе почти в 2 раза (2,96±1,8 нмоль/л) превышал таковой во 2-й (1,5±0,9 нмоль/л), андростендион был в 1,7 раза выше в первой подгруппе по сравнению со второй (8,88±1,48нг/мл и 5,28±2,37 нг/мл соответственно). Снижение в 2 раза уровня ГСПГ в первой подгруппе (30,5±9,6 нмоль/л) по сравнению со второй (60,01±10,3 нмоль/л) и группой здоровых женщин (64,5±7,5) может быть закономерной причиной повышения андрогенов в крови и вполне вероятно зависит от содержания витамина D в крови у женщин.

Биохимическая гиперандрогения нашла отражение в фенотипе СПКЯ – у женщин с очень низким уровнем витамина D преобладали фенотипы А, В, С по сравнению с пациентками с более высокими показателями 25 (OH) D3, у которых преимущественно установлен фенотип D. Известно, что первые три фенотипа характеризуются наличием клинических и лабораторных признаков гиперандрогении и более высокой оценкой по шкале Ферримана–Галвея. Согласно популяционному исследованию, проведенному академиком И.И. Дедовым, у 75% женщин с гирсутизмом и/или гиперандрогенией в сочетании с олиго/ановуляцией или без нее выявляется СПКЯ [13]. Данные современной литературы свидетельствуют о повышении уровня АМГ, как о важном признаке СПКЯ [14, 15]. Содержание АМГ было высоким у всех пациенток, но существенное увеличение его значений наблюдалось именно у женщин с очень низким содержанием 25 (OH) D3 – 24,8±10,4 нг/мл, что примерно в 3 раза выше показателя здоровых женщин без СПКЯ (7,8±2,4 нг/мл). Во второй группе уровень АМГ был выше лишь в 1,3 раза (10,34 ±3,6 нг/мл). Это свидетельствует о возможном влиянии витамина D на функцию яичников.

Интересен тот факт, что продолжительная гиперандрогенемия в целом и повышение концентрации тестостерона в крови в частности приводят к гиперкальциемии за счет выхода кальция из костных депо. Этот процесс регулируется гормоном С-клеток щитовидных желез кальцитонином, который повышается в ответ на введение экзогенного тестостерона, а также паратгормоном, который повышает уровень кальция в крови. Кальций поступает в клетки по градиенту концентрации, что на фоне гиперкальциемии может приводить к избыточному накоплению ионов кальция внутри клетки и способствовать повреждению клеток [16]. Как известно, концентрация кальция в сыворотке крови регулируется с высокой точностью и меняется в очень узких пределах [17]. Закономерно, что в нашем исследовании у больных с очень низким содержанием витамина D и выраженной клинико-лабораторной гиперандрогенией паратгормон был выше в 1,5 раза, чем у женщин второй группы и группы сравнения, что можно объяснить компенсаторной реакцией организма на снижение всасывания кальция на фоне нехватки витамина D и запуском механизма регуляции константного содержания кальция в крови человека.

Учитывая полученные результаты (снижение уровня витамина D у всех больных с СПКЯ, изменение гормонального фона, метаболические нарушения) и данные литературы о возможности применения витамина D в больших дозах для восстановления репродуктивной функции, мы включили в схему лечения СПКЯ витамин D. Все пациентки получали препарат аквадетрим по 12 кап (6000 МЕ витамина D) один раз в день в течение 3 месяцев, после чего было проведено повторное исследование. Оказалось, что постоянный прием большой дозы витамина D в течение трех месяцев приводил к восстановлению нормальных уровней 25 (OH) D3 в крови только у пациенток второй группы с умеренным снижением витамина D. У больных с тяжелым дефицитом витамина D наблюдалась лишь тенденция к нормализации показателей и требовался более продолжительный прием препарата. Тем не менее, изменение содержания витамина D в крови привело к снижению уровня андростендиона, АМГ и повышению ГСПГ уже к концу третьего месяца терапии. Наблюдалась тенденция к нормализации соотношения гонадотропных гормонов (ЛГ/ФСГ) и показателей глюкозотолерантного теста с одновременным снижением уровня инсулина в крови, что нашло отражение в изменении антропометрических показателей – уменьшение ОТ и ИМТ. Женщины отмечали укорочение межменструальных промежутков и восстановление менструального цикла. У одной пациентки наступила спонтанная беременность.

Выводы

  1. Содержание витамина D в крови снижено у всех больных с СПКЯ, причем выраженный дефицит наблюдается у женщин с гиперандрогенными фенотипами СПКЯ, недостаток витамина D – у женщин без гиперандрогенемии.
  2. Дефицит витамина D у больных с СПКЯ сопровождается изменениями гормонального фона: повышением соотношения гонадотропных гормонов (ЛГ/ФСГ>1,0), андростендиона, АМГ и снижением ГСПГ, что, в свою очередь, находит отражение в клинических проявлениях заболевания.
  3. Выраженное снижение витамина D приводит к развитию симптомов метаболического синдрома (висцерального ожирения, гиперинсулинемии, инсулинорезистентности), что усугубляет нарушения репродуктивной функции у больных с СПКЯ.
  4. Таким образом, содержание витамина D в крови у больных с СПКЯ играет определенную роль в развитии симптомов нарушения менструальной функции, проявлений гиперандрогении и фенотипа заболевания. Возможности использования витамина D в лечении СПКЯ, подбор оптимальной дозы, а также продолжительности терапии требуют дальнейшего изучения.

Supplementary Materials

  1. Table 1. Constitutional parameters and morphometric indicators depending on the of vitamin D blood levels at patients with PCOS
  2. Table 2. Carbohydrate exchange parameters at patients with PCOS depending on vitamin D blood level
  3. Table 3. Hormonal levels depending on blood vitamin D level in PCOS women

References

1. Korovina N.A., Zaharova I.N., Cheburkin A.V. A new look at the D vitamins. Russkiy meditsinskiy zhurnal. 2000; 1: 32-6. (in Russian)

2. Brzozowska M., Karowicz-Bilińska A. The role of vitamin D deficiency in the etiology of polycystic ovary syndrome disorders. Ginekol. Pol. 2013; 84(6): 456-60.

3. Anagnostis P., Karras S., Goulis D.G. Vitamin D in human reproduction: a narrative review. Int. J. Clin. Pract. 2013; 67(3): 225-35.

4. Al-Hendy A., Diamond M.P., El-Sohemy A., Halder S.K.1,25-dihydroxyvitamin D3 regulates expression of sex steroid receptors in human uterine fibroid cells. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2015; 100(4): 572-82.

5. Semin S.G., Volkova L.V., Moiseev A.B., Nikitina N.V. Prospects for studying the biological role of vitamin D. Pediatriya. 2012; 91(2): 122-31. (in Russian)

6. Raja-Khan N., Shah J., Stetter C.M., Lott M.E., Kunselman A.R., Dodson W.C., Legro R.S. High-dose vitamin D supplementation and measures of insulin sensitivity in polycystic ovary syndrome: a randomized, controlled pilot trial. Fertil. Steril. 2014; 101(6): 1740-6.

7. Viganò P., Lattuada D., Mangioni S., Ermellino L., Vignali M., Caporizzo E. et al. Cycling and early pregnant endometrium as a site of regulated expression of the vitamin D system. J. Mol. Endocrinol. 2006; 36(3): 415-24.

8. Irani M., Seifer D., Minkoff H., Merhi Z. Vitamin D normalizes abnormally elevated serum antimüllerian hormone levels usually noted in women with polycystic ovary syndrome. Obstet. Gynecol. 2014; 123(Suppl. 1): 189s-94s.

9. Karonova T.L., Tsvetkova E.V., Klyushina A.A., Miheeva E.P., Belyaeva O.D., Kostareva A.A., GrinYova E.N. 25 (OH) vitamin D and the metabolic syndrome in women of reproductive age at different ApaI polymorphism genotype vitamin D receptor gene. Arterialnaya gipertenziya. 2013; 19(1): 66-75.

10. Lagunova Z., Porojnicu A., Lindberg F. The dependency of vitamin D status on body mass index, gender, age and season. Anticancer Res. 2009; 9(9): 3713-20.

11. McAuley K.A., Williams S.M., Mann J.I., Walker R.J., Lewis-Barned N.J., Temple L.A., Duncan A.W. Diagnosing insulin resistance in the general population. Diabetes Care. 2001; 24(3): 460-4.

12. Grzechocinska B., Dabrowski F.A., Cyganek A., Wielgos M. The role of vitamin D in impaired fertility treatment. Neuro Endocrinol. Lett. 2013; 34(8): 756-62.

13. Dedov I.I., Melnichenko G.A., Chebotnikova T.V., Ilin A.V., Davyidova G.N., Kolesnikova G.S., Ivannikova E.V. Prevalence and clinical picture of polycystic ovary syndrome in the population of Moscow. Problemyi endokrinologii. 2010; 56(4): 3-8. (in Russian)

14. Bogdanova P.S. Anti-Müllerian hormone (AMH) in adolescent girls with hyperandrogenism. Problemyi endokrinologii. 2012; 58(1): 9-16. (in Russian)

15. Boyarskiy K.Yu., Gaydukov S.N., Mashkova E.A. Role of Anti-Müllerian hormone in normal and various gynecological diseases. Zhurnal akusherstva i zhenskih bolezney. 2009; 58(3): 75-85. (in Russian)

16. Belyaev N.G., Bolotova E.G. Features of calcium metabolism in conditions of hyperandrogenism. Sibirskiy meditsinskiy zhurnal. 2012; 1: 26-9. (in Russian)

17. Alyaev Yu.G., Vinarov A.Z., Demidenko Yu.D. The exchange of calcium, vitamin D, and urolithiasis. Klinitsist. 2006; 4: 74-6. (in Russian)

Received 12.11.2015

Accepted 27.11.2015

About the Authors

Maltseva Larisa Ivanovna, MD, PhD, professor, head of department of obstetrics and gynecology № 1 Kazan state medical academy, Ministry of Health of Russia. 420015, Russia, Kazan, Mushtary str. 11. Tel.: +78432364641. E-mail: laramalc@mail.ru
Gafarova Elena Alekovna, MD, PhD, assistant professor of department of obstetrics and gynecology № 1 Kazan state medical academy, Ministry of Health of Russia. 420015, Russia, Kazan, Mushtary str. 11. Tel.: +79172874428. E-mail: lenochkae@list.ru

For citations: Maltseva L.I., Gafarova E.A. Vitamin D and metabolic syndrome risk in patients with reproductive dysfunction. Akusherstvo i ginekologiya/Obstetrics and Gynecology. 2016; (4): 120-125. (in Russian)
http://dx.doi.org/10.18565/aig.2016.4.120-125
By continuing to use our site, you consent to the processing of cookies that ensure the proper functioning of the site.